Дождь бил по жестяной крыше с яростью пулеметной очереди, словно небо решило расстрелять землю из всех стволов сразу. Внутри старого саманного дома царил душный полумрак. Единственным источником света был огонь в печи – живой, трепещущий, бросающий длинные тени на глиняные стены.
Ажар выпрямила спину, и позвонки отозвались громким хрустом, – так хрустят сухие ветки. Семьдесят лет – немалый срок даже для повитухи, видевшей сотни родов. Ее лицо в глубоких морщинах, походивших на высохшие русла рек, блестело от пота. Но глаза оставались острыми, внимательными, как у хищной птицы, высматривающей добычу. Или опасность.
На топчане, устланном овечьими шкурами, металась Гульнара, издавая истошные крики. Девятнадцать лет, первые роды.
– Врача… надо врача… – бормотал Ержан, ее муж, тощий парень с трясущимися руками. Он топтался у двери, не зная, куда себя деть, словно лишняя деталь в отлаженном механизме родов.
– Какого врача, дурень? – рявкнула Ажар, не отрывая взгляда от роженицы. – Мост снесло еще вчера. Никто не доедет. Даже если б захотел.
Она не договорила главного: даже если б успел. Потому что видела то, чего не должно было быть на этой стадии родов – слишком много крови. Темной, густой крови, пропитывающей шкуры под Гульнарой. Недобрый знак. Очень недобрый.
Гульнара вдруг перестала кричать. Ее глаза, до этого закрытые от боли, распахнулись и уставились в темный угол комнаты.
– Она здесь, – прошептала девушка севшим голосом. – Я чувствую ее. Она идет за моим ребенком.
Ажар почувствовала, как по спине пробежал холодок. Не от слов роженицы – в бреду чего только не скажешь. А от того, как вдруг затих дождь. Как замерла сама ночь, словно притаилась в ожидании.
– Тише, дочка, тише, – попыталась успокоить ее старуха, но сама бросила быстрый взгляд на окно. За стеклом, залитым потоками воды, чернела непроглядная тьма. – Это просто боль говорит в тебе.
Огонь в печи вдруг дрогнул. Не погас, а умер, словно кто-то невидимый наклонился и выдохнул на него ледяным дыханием. Пламя сжалось, посинело и исчезло, оставив только тлеющие угли, которые тут же начали покрываться серым пеплом.
Темнота обрушилась на комнату, как лавина.
– Спички! Где спички?! – Ержан бросился к полке, на ощупь нашаривая коробок.
Чирк. Вспышка. И тут же – темнота.
