Искусственный гражданин №1982 стоял на перекрестке улиц Второго Съезда Советов и Бессмертия Пролетариата в легкой задумчивости и, беззаветно орудуя метлой, сгребал в кучу обрывки ночной жизни города. Его фотоэлементы старательно пробирались меж силуэтов восточной колоннады жилых и хозяйственных высоток, дабы вновь с упоением понаблюдать за восходом солнца, в то время как локтевые и пястные шарниры без особого труда выполняют возложенную на металлические плечи миссию.
Восемьдесят Второй любил утренние наряды более прочих поручений. Никаких тебе толп вечно куда-то спешащих обывателей, верениц донельзя шумных и так и норовящих проехаться по ноге машин, снующих туда-сюда курьеров из местного отделения «Синтдоставки»… Лишь покой и умиротворение. Потому он всегда с радостью и большой охотой откликался на ранние вызовы и прибывал на место исполнения служебных обязанностей немного загодя, дабы насладиться этой нетронутой благодатью.
Во всяком случае, ему казалось именно так. Ведь любой здравомыслящий человек немедленно рассмеялся бы Восемьдесят Второму прямо в его отполированную физиономию, только заслышав о том, будто робот, пусть и обладающий новомодной С.Э.Р. – системой эмпатических реакций, – способен чего-то там любить, наслаждаться и уж тем более радоваться определенным вещам. Однако искусственного гражданина нисколько не смущало всеобщее мнение ни о его синтетических сородичах или о нем самом, ни возможное наличие лишнего кода в собственной прошивке. А потому каждый восход становился натуральной феерией, представлением на радость душе, желанным настолько, что дворник нет-нет да и подумывал пробраться в башню «погодного управления», повозиться втихаря с тамошним оборудованием и при должном везении устроить нескончаемое утро в тех частях мегаполиса, где по долгу службы приходится бывать чаще прочего.
– Ой! – воскликнул №1982, нехотя отвлекаясь от привычных дум.
Что-то неуклюжее и твердое ударилось о его лодыжку и продолжало настырно давить, стараясь сдвинуть-таки неподатливое препятствие с места. Искусственный гражданин перестал размахивать многоцелевым хозинструментом и удивлённо уставился себе под ноги.
– Прошу прощения, – донесся снизу отрывистый гулкий говор. – Помеха. Помеха. Прошу прощения.
– А, это ты, Артёмка, – буркнул Восемьдесят Второй, делая шаг в сторону и позволяя несклепистому роботу-уборщику, напоминающему скорее стальную бочку с кое-как притороченным спереди ковшом, подкатиться к вороху собранного в пирамиду мусора.