– Я же говорил, что не дам забыть. Вот и свиделись. Хе-хе-хе, – хриплый окрик врага неожиданно оборвал долгожданное умиротворение, теплящееся внутри захмелевшего сердца.
Бесшабашный кураж сменился озлобленной тревогой, а скулы вздулись сами-собой. Мысли понеслись вскачь, являя сознанию картины минувшего, стараясь не угаснуть на половине пути и успеть во что бы то ни стало завершить свой бешеный бег до того, как странный человек в глухом капюшоне, замерший поодаль, опустит вскинутые кверху пясти и предаст забвению каждого разумного, находившегося сейчас в душной зале «Осьминогого хлеба».
Судорожно выискивая среди сонмов услышанных когда-либо голосов образ того, кому принадлежал именно этот, память небрежно вздымала целые клубы недавних событий: визит к Верховному лорду Далратии, обернувшийся, казалось, совершенно невозможным нападением тварей Небытия… Жуткая рана на теле высокого гостя – молодого наследника эльфийского престола… Вынужденный контракт по поиску божественной реликвии одного из Истоков, согласие с которым явно обрекало нашу компанию на путешествие столь долгое, сколь и непредсказуемое… торопливые сборы… Банда разбойников в «Пыльном Вереске»… Встреча с неугомонным эльфом по имени Давинти, а затем дорога через земли толади, ведущая в жерло Камневорота и к ловушкам Шепчущего прибежища, что чуть было не стали могилой белобородому рыцарю, да и нам с поэтом.
Теперь же наши поиски указывали на запад, через море, к исконной родине тилов. Нам удалось отыскать подходящее судно и вот мы здесь, в главном кабаке порта Ритаки, ведем торг о грядущей переправе с обожающим крепко выпить и хорошенько подраться капитаном.
«Но кто? Кто так варварски нарушил идиллию застольной кутерьмы и теперь по-хозяйски расхаживает там, за спиной, размышляя над участью попавших в его силки жертв?»…
Люто…
Замысловатое сочетание свежести просоленного ветра и аромата сырой древесины, потесненного тяжелым духом застоявшегося пота и мускуса, пронизывало густой полумрак. Слух невольно улавливал разноголосый протяжный скрип, глухой настойчивый шум волн и чье-то невнятное грубое бормотание неподалеку. Промозглый холод плотно облеплял туловище от пят до самой макушки, отзывался дрожью в затекших жилах и настойчиво шептал о немедленном пробуждении. Но усталые веки отказывались подчиняться, словно свинцовые полотна, надежно скрывая от взора то, о чем разум попросту не желал знать.
