Предисловие от составителя и переводчика
Перед вами – голос, который не умолк. Голос, облечённый в строки прозы и отточенный в вихре поэзии. Знакомство с творчеством Накахара Тюя – это всегда встреча-откровение. Встреча не с памятником японской литературы «эпохи модерна», а с живым, трепетным и предельно искренным человеком, чьи сомнения, боль, радость и любовь к миру спустя почти столетие продолжают биться в такт с сердцем читателя.
Накахара Тюя (1907—1937) часто называют «поэтом-легендой», «демоническим гением», «японским Рембо», чья короткая, как вспышка, жизнь (он трагически погиб в 30 лет) стала символом бунтарского духа и трагической судьбы творца. И в этом есть правда: его стихи, наполненные музыкальностью и экзистенциальной тоской, – это его главный памятник. Однако данный сборник призван открыть другого Тюю – прозаика, эссеиста и драматурга, чьи тексты являются ключом к пониманию всей его вселенной.
Эссе и проза Накахара Тюя – это не дополнение к его поэзии, а её продолжение и фундамент. Здесь, вне жёстких рамок стихотворной формы, его мысль течёт свободнее, но остаётся столь же пронзительной. Это дневник интеллектуала и скитальца, в котором философские размышления о природе искусства, одиночестве и месте человека в современном мире соседствуют с удивительно личными, камерными зарисовками. Он пишет о семье, кризисе японской поэзии, о любви, которая является для него и спасительной гаванью, и источником невыносимых мук.
Его проза обладает уникальным качеством: она звучит. Читая эти тексты, будто слышишь его хрипловатый голос в задымлённом кафе, чувствуешь нервный, энергичный ритм его речи, переходящий от отчаяния к восторгу. Он не описывает жизнь – он проживает её на страницах, приглашая нас стать свидетелями этой искренности.
В этом сборнике вы найдёте и горькие размышления о творческом кризисе, и ироничные наблюдения за бытом своей семьи. Это многогранный портрет художника, который, как и его великие современники на Западе, жаждал вырваться за границы условностей – как в искусстве, так и в жизни.
Читая Тюю-прозаика, мы понимаем, что его ранний уход – не просто романтический миф, но следствие той исступлённой интенсивности, с которой он существовал. Он сжёг себя, чтобы оставить после себя не пепел, а чистый свет.
