Костры горят ярко и отражаются в его
чёрных глазах. Ветер треплет длинные, красные, как языки пламени
или острый перец, волосы. Они похожи на жёсткие тусклые верёвки.
Почти такие же на ощупь, как те, которыми связана его пленница и по
совместительству невеста.
Анд приближается к ней с кривой
ухмылкой на лице. Губы его всегда чуть приподняты с левой стороны
из-за шрама, что проходит наискось до правой тонкой брови.
Он выглядит дико. И так же по
варварски зубами зажимает лезвие кинжала, опускается перед Изидой
на колени, развязывает корсет и рвёт блузу на её груди.
Пуговицы с треском и тихим звоном
разлетаются в стороны, на мгновение отражают отблески костра и
кажутся серебряными искрами, угасающими в высокой тёмной траве.
Грубой, обветренной рукой Анд
касается её груди, окидывая обнажённую, бледную кожу оценивающим,
одобрительным взглядом, а затем вглядывается в синие, холодные
глаза невесты.
Изида смотрит так, словно готова
выхватить у него из зубов кинжал и прирезать его на месте. Но рот
её занят кляпом, а руки связаны за спиной.
Анд вонзает кинжал в землю, и
впивается в шею Изиды поцелуем, стягивая в кулак её иссиня-чёрные
волосы, чтобы она не могла двигать головой и помешать ему.
— Сегодня, сейчас, — шепчет он,
опаляя её кожу горячим дыханием, — ты станешь моей женой.
Он целует ей ключицы, оставляя на них
расцветающие алые отметины, тянется за кинжалом и перерезает им
ремень на её кожаных штанах, и вскоре они тоже идут по швам.
Сильной рукой он раздвигает её колени
и вынимает, наконец, кляп изо рта.
— Не сопротивляйтесь… госпожа, — с
издёвкой выдыхает он ей в губы. — Всё кончено.
Анд славно отпразднует свою победу
над ней. И земли, которые некогда завоевала Изида, перейдут
ему.
— Объединимся и сольёмся воедино…
— Тварь, — выплёвывает Изида так,
будто бы сутки связанной, с кляпом во рту, никак на ней не
отразились, не доставили никакого неудобства. Её голос рокочет и
вплетается в ветер, что швыряет в Анда песок. Она сверлит его
уничтожающим взглядом, от которого, казалось, всё вокруг может
вспыхнуть синем пламенем. — Так боишься не удержать власть, что
оставляешь меня в живых, недоносок?!
Весь его самоуверенный вид вызывает в
ней отвращение, гнев и злое, странное веселье, щекочущее изнутри.
Она не боится. Он развлёк её этой войной, вот и всё. И если для неё
это всё ещё понарошку, если у неё есть план, как выйти сухой из
воды, то в конце концов Анда она казнит по-настоящему. И всю его
жалкую армию.
