Дождь барабанил по тонированным стеклам черного Mercedes G-Class, превращая вечерний город в размытое полотно из света и теней. Артур Волков откинул голову на подголовник из алькантары, пальцами в такт ударам капель отбивая ритм на рулевом колесе, обшитом мягчайшей кожей. Его пальцы – большие, с едва заметными шрамами на костяшках и коротко подстриженными ногтями – казались чуждыми этой роскоши. Они больше привыкли к шершавой ленте приклада, холодной стали оружия или к грубой веревке.
Он ненавидел такие заказы. «Персональная охрана». Это звучало так же противно, как и пахло – деньгами, приправленными паранойей и звездной болезнью. Обычно его агентство «Волк-Сейфти» работало с серьезными вещами: логистические центры, корпоративные переговоры, антикризисный менеджмент. Не с капризными блогерами или актрисами, боящимися папарацци.
Но Егор Сомов был старым знакомым, да и счет, который он выставил за этот «проект», заставил даже Артура присвистнуть про себя. Деньги, конечно, пахли прекрасно.
Навигатор вывел его к цели: заброшенный кирпичный завод на окраине, превращенный в лофт-пространство. «Галерея Сомова». Высокие окна, залитые изнутри теплым светом, выглядели как гигантские аквариумы в мрачной стене прошлого века.
Артур заглушил двигатель, секунду посидел в тишине, слушая, как дождь стихает до мелкой измороси. Он провел ладонью по щетине на щеках, надел темные очки, хотя солнца не было уже часа три. Привычка. Последний щит перед выходом в поле.
Выходя из машины, он автоматически оценил обстановку: три выхода, включая аварийные, плохая освещенность по периметру, кусты, идеальные для засады. «Херовое место для галереи», – констатировал он про себя и тяжелой, уверенной походкой направился к главному входу.
Дверь была не заперта. Войдя внутрь, Артур на мгновение застыл, пораженный. Контраст был ошеломляющим.
Снаружи – грязь, запустение, промозглая осень. Внутри – царство грубой силы, облаченное в утонченность. Высоченные потолки с открытыми стальными фермами, кирпичные стены, не тронутые штукатуркой, и бетонный пол, отполированный до зеркального блеска. И на этом индустриальном фоне – взрыв цвета, текстуры и чувственности.
Повсюду висели огромные полотна. Но это были не просто картины. Они были живыми. Сквозь слои краски прорастала стальная проволока, изгибаясь в причудливые, порой болезненные формы. Кое-где к холстам были пришиты куски шелка, бархата, кружева. Они развевались от сквозняка, словно дыша. Скульптуры из обрезков ржавого металла сплетались в объятиях с хрупкими стеклянными формами. Это было красиво, странно и откровенно провокационно.
