Ленинград. 1953 год.
Холодный мартовский вечер. Станция почти пуста: последние поезда уже разошлись по своим маршрутам, гул людских шагов стих, и в огромных мраморных залах воцарилась тишина, такая гнетущая, что даже капли конденсата, падающие с потолка, звучали как удары по пустому гробу.
Машинист Иван Петрович Громов, мужчина лет сорока пяти, с усталым лицом и натруженными руками, шёл по перрону, проверяя, всё ли в порядке перед закрытием смены. Он любил эти минуты: пустые станции казались ему подземным храмом, где воздух был пропитан таинством. Но сегодня было не так. Сегодня что—то в этом воздухе тревожило.
Он остановился, прислушиваясь.
Ни шагов, ни голосов. Только слабый металлический звон – будто рельсы под землёй дрожали сами по себе.
Иван нахмурился. Движение давно закрыто. По расписанию ни один состав уже не должен был идти.
Он поднял фонарь и направил свет вдоль тоннеля. Мрак проглотил луч на расстоянии десяти метров. Но там, вдалеке, будто за занавесом, что—то колыхалось. Серый туман. Он не мог появиться здесь – под землёй не бывает туманов.
Гул усилился. Лёгкая вибрация прокатилась под ногами.
И тогда он увидел его.
Из мрака вынырнули первые очертания вагонов – старых, ещё довоенной серии, давно списанных. Они двигались бесшумно, будто колёса не касались рельсов. Ни скрежета, ни стука. Только холодный скользящий звук, похожий на вздох.
Фонарь выскользнул из его руки, упал на рельсы и погас. Но Иван уже не смотрел на него. Он смотрел на окна вагонов.
И там – за мутными, будто запотевшими стёклами – стояли люди.
Сначала ему показалось, что это обычные пассажиры: мужчины в пальто, женщины в платках. Но в следующее мгновение он понял – их лица были мёртвы. Кожа серого цвета, пустые глазницы, полуоткрытые рты. И все они смотрели на него.
Один мужчина в военной гимнастёрке поднял руку и коснулся стекла. Движение было медленным, неестественным, как в воде. За ним последовали другие. Ладони мертвецов уткнулись в окна, и десятки безжизненных глаз уставились на Ивана.
Он хотел бежать, но ноги не слушались. Изнутри вагона кто—то зашевелил губами.
Иван услышал – не ушами, а прямо в голове:
– Иди… сюда…
Состав проплыл мимо. Вагонов было больше, чем могло уместиться на линии. Казалось, он никогда не кончится. Сердце Ивана билось так, что отдавалось в висках. Когда последний вагон исчез в темноте, туман рассеялся, а тоннель вновь стал обычным.
