Августовская жара плавила Москву, превращая воздух в густой, дрожащий кисель. В кабинете капитана милиции Аркадия Соколова, на третьем этаже типового районного управления, эта жара смешивалась с запахом старых бумаг и дешевого табака. Муха, оглушенная зноем, билась о пыльное стекло, и этот монотонный, отчаянный звук был единственным, что нарушало послеобеденную тишину.
Соколов смотрел на муху и думал, что прекрасно ее понимает.
Он сидел за своим столом, заваленным «висяками» – мелкими кражами и бытовыми драками, – и механически перебирал отчеты. Третий год в 114-м отделении. Третий год этого болота после того, как его, следователя по особо важным делам с Петровки, 38, аккуратно «попросили» на понижение. За то, что слишком глубоко копнул в деле о подпольном цехе, ниточки от которого тянулись в кабинет сына одного из членов ЦК. Дело замяли. Карьеру Соколова – тоже.
Надтреснуто зазвонил телефон, и муха, испугавшись, замерла.
– Соколов, – хрипло бросил он в трубку.
– Аркадий, это Пономарев, – раздался в трубке голос начальника, майора Пономарева. – Кончай там пыль глотать. Выезд. Проспект Вернадского, сто двенадцать, корпус три, квартира восемьдесят шесть.
– Что там? Очередной пьяный дебош? – без всякого энтузиазма спросил Соколов.
– Поспокойнее. Старик преставился. Участковый на месте, но там вроде как из «академиков» кто-то, нужна формальность. Врач говорит – сердце. Так что скатайся, составь протокол и закрой вопрос. Дело на час.
«Дело на час». Соколов криво усмехнулся. Вся его нынешняя работа состояла из таких вот «дел на час». Он раздавил в пепельнице окурок «Беломора», надел пиджак, висевший на спинке стула, и вышел из кабинета, кивнув дежурному.
Служебные «Жигули» напоминали раскаленную печку. Продираясь сквозь вязкий московский трафик, Соколов думал о том, что это дело – идеальный «глухарь». Смерть по естественным причинам. Никаких улик, никаких мотивов, никакой тайны. Просто еще один одинокий старик, чье сердце не выдержало этого бесконечного, удушливого лета. Работа для участкового, а не для капитана, который когда-то раскручивал дела, заставлявшие седеть генералов.
Дом на проспекте Вернадского оказался типичной панельной шестнадцатиэтажкой. У подъезда его уже ждал молодой сержант, участковый Лыков.
