Дождь шёл уже с утра. Я стоял у стойки в кафе «КвикБайт» и смотрел в окно. Вода тяжело барабанила по козырьку, разбивалась о его край и падала вниз сплошными потоками. По стеклу ползли извилистые дорожки, сливаясь и снова расходясь. Булыжники на площади потемнели, стали гладкими и блестящими, отражая тусклый свет фонарей.
В руке уже остывшая чашка чая, как напоминание, что сегодня был трудный день.
– Третий заказ, Марк, – сказала Лина, бариста с татуировкой ворона на шее. – «Гауптштрассе, 17. Через полчаса. Закрыто. Пометка: оставить у двери».
Я молча кивнул, не отрываясь от окна, наблюдая, как ливневые потоки бурлят вниз по улице, унося с собой опавшие листья и обрывки бумаги. Мне всегда нравились такие вечера. Я любил осень, но в такие моменты особенно остро хотелось оказаться дома, у камина, а не в этом проклятом кафе.
– Устал? – спросила Лина.
– Всегда, – ответил я, вымученно улыбнувшись. – Просто сегодня – особенно.
Я поставил чашку. Взял со стула дождевик, накинул его и, схватив сумку с заказом, вышел на улицу. В нос ударил свежий, уже по-осеннему холодный воздух. Порыв ветра снёс капюшон, и ледяные капли тут же забились под воротник. Тело покрылось мурашками, я съёжился.
Мой велосипед – не скоростной, обычный, но надёжный – терпеливо ждал под козырьком. Краска на раме давно истёрлась, педали слегка поскрипывали, но я любил эту железную клячу. Очень любил.
Аккуратно уложив заказ в водонепроницаемый отсек багажника, я стряхнул с сиденья холодные капли и неспешно тронулся в путь.
Линцбург не был туристическим городом.
Никто не приезжал сюда ради достопримечательностей. Не было здесь ни замков с башенками, ни музеев с пыльными витринами, ни даже нормального вокзала – только ржавеющий павильон с расписанием, которое давно никто не менял.
Линцбург жил своей жизнью – старинный, узкий, словно застрявший между эпохами. Дома, пережившие войну, теснились друг к другу, их штукатурка осыпалась, обнажая кирпичи. Улочки петляли и внезапно обрывались тупиками, а в подворотнях витал не запах плесени, а что-то тяжелее – будто сам воздух пропитался годами забытых историй и тихими исчезновениями.
