Если бы жизнь имела запах, то моя сейчас воняла бы пережаренной гречкой – серой, липкой и абсолютно безвкусной. Впрочем, на офисной кухне действительно пахло гречкой. Той самой, вчерашней, которую Леночка из бухгалтерии опять притащила в контейнере и гордо разогрела в микроволновке.
Я сидела за компьютером, машинально щелкая по отчетам и чувствуя, что еще немного – и сама превращусь в такой же контейнер с безликой кашей. Моя работа в рекламном агентстве давно перестала быть хоть сколько-нибудь «креативной». Скорее, это был марафон по нажатию кнопок и перекладыванию ответственности.
Я поймала свое отражение в черном экране монитора и криво усмехнулась. Тридцать лет. Светло-русые волосы, которые от природы вечно пушатся, и вечно собранные в хвост, чтобы «не мешали работать». Серые глаза, которые все чаще смотрят устало. Щеки, которые могли бы светиться от радости, но светились разве что от экрана. Пара лишних килограммов – привет, стрессовые булочки из ближайшей кофейни. И та самая улыбка, которую коллеги называли «милой», а я – «маской офисного выживания».
Мой парень, между прочим, говорил, что я «нормальная». Знаете, как будто выбираешь не девушку, а стиральную машину: «нормальная, работает, пойдет». Сережа любил смотреть сериалы, заказывать пиццу и иногда вспоминать, что мы встречаемся. Я же все чаще ловила себя на мысли, что его «я тебя люблю» звучит как «я привык».
В тот день точку в моей подгоревшей гречневой жизни поставил… запах. Не фигуральный – настоящий. Я открыла сумку и почувствовала, как пахнет мой домашний пирог с вишней. Я всегда брала кусок с собой, хотя никто в офисе его не ел. Но иногда коллеги делали вид, что случайно проходили мимо, и вдыхали аромат, как будто я принесла не пирог, а билет в счастливое детство.
– Марин, – услышала я голос начальницы, – отчет по «Дельте» сегодня к вечеру.
– Конечно, – ответила я, а сама подумала: «А может, ну его к черту?»
И в этот момент решение будто щелкнуло. Все – хватит. Ни гречки, ни Сережи, ни бесконечных отчетов. Я положила руку на сумку, где пах вишневый пирог, и впервые за много лет улыбнулась по-настоящему.
Это был запах свободы.