1.1. Вступление: переворот в понимании познания
Прислушайтесь к тишине между двумя утверждениями: «наука открывает существующий мир» и «наука создаёт мир, который затем открывает». В этой едва уловимой паузе – интеллектуальная бездна, разделяющая две эпохи человеческого самосознания. Каждый из нас, соприкасающийся с научным знанием, молчаливо занимает позицию по отношению к этой бездне, часто не замечая её головокружительной глубины. Традиционное понимание знания как зеркала, пассивно отражающего предсуществующую реальность, настолько глубоко укоренено в нашем мышлении, что стало почти невидимым – как воздух для рыбы. Но что если эта метафора зеркала не просто неточна, а фундаментально искажает самую сущность познавательного акта? Что если наше стремление к истине не столько обнаруживает, сколько порождает ту реальность, которую мы затем принимаем за независимую от нас данность?
Традиционная эпистемологическая парадигма, доминировавшая в западной мысли со времён Просвещения, представляет познание как процесс постепенного приближения к объективной реальности, существующей независимо от наблюдателя. В этой модели учёный выступает пассивным регистратором природных явлений – он наблюдает, измеряет, фиксирует. Знание понимается как верное отражение внешнего мира, а истина – как соответствие между теоретическими конструкциями и предшествующей им реальностью. Эта интуитивно привлекательная модель лежит в основе научного реализма, согласно которому зрелые научные теории предоставляют нам всё более точные описания независимой от сознания реальности.
Однако в течение последнего столетия эта ясная картина соотношения знания и реальности подверглась радикальному размытию. Квантовая механика с её неустранимой ролью наблюдателя; лингвистический поворот, обнаживший конститутивную роль языка в структурировании опыта; социология науки, раскрывшая социальные механизмы производства «объективного знания»; когнитивные науки, демонстрирующие активную, конструирующую природу восприятия – все эти разнородные интеллектуальные течения подтачивали фундамент традиционной эпистемологии, не предлагая, однако, столь же целостной альтернативы.
