РОСТОВ-МЕРТВЕЦ
Глава 1. Ледяная хватка
Мороз. Не просто холод, а живая, злобная сущность, впивающаяся кристальными когтями в
камень домов, в пустые глазницы окон, в самое нутро тех, кто ещё осмеливался дышать в этом мёртвом
городе. Ростов лежал под саваном. Иней, густой, как войлок, покрывал некогда шумную Большую
Садовую. Трамваи, замёрзшие на рельсах, походили на окаменевших чудовищ. Витрины богатых
магазинов зияли чернотой, битое стекло хрустело под ногами, как кости. Ветер, продираясь сквозь
узкие переулки у Дона, выл нечеловеческим голосом, гоняя обрывки афиш с лицами давно бежавших
актрис и призывами к мобилизации, уже никому не нужными. Запах стоял особый – пыль запустения, гарь от редких, жадных костров, и подспудно, неумолимо, пробивался сладковато-тошнотворный дух
разложения: где-то в запертых квартирах остались те, кто не сумел или не смог уйти. Город был
гигантской, замёрзшей падалью, и стервятники уже слетелись.
Есаул Борис Волков, его шинель покрыта инеем, стукнул каблуком о камень мостовой. Звук, гулкий и одинокий, как выстрел на поле боя, канул в мёртвую тишину. Рядом, плотно кутаясь в тулупы, дыша белыми клубами, стояли:
Хорунжий Игнат, молодой, но с ожесточёнными глазами, затянутыми в морщины от
постоянного напряжения. Шашка на его боку казалась единственной живой частью в этом мире льда.
Вахмистр Степан, старый казак, лицо – рельефная карта походов и шрамов, один глаз прищурен
вечно. Он молчал, но каждый мускул его тяжёлого тела был напряжён, как тетива.
Иван Петрович Громов, чиновник городской управы. Тонкий, нервный, в поношенном пальто, он походил на затравленного зайца. Но в его запавших глазах ещё теплился огонёк долга, а не алчности.
– Гниёт, Борис Савельич, – проскрипел Степан, голос хриплый от мороза и табака, – Совсем
гниёт. Вчерась на Никольской, ближе к Донской, где дома купцов стоят… – Он плюнул, слюна замёрзла
шариком, пока долетела до земли. – Подобрались к дому вдовы купца Перлова, что чайные лавки
держал. Старуха, больная…, не ушла…, в погребе пряталась.
Дверь высадили не просто так… Издевались. Мебель порубали, красное дерево в щепки, иконы
в сортире утопили. А старуху… – Степан замолчал, сжал кулаки так, что костяшки побелели. – Нашли
её утром. Задушили подушкой. Да ещё и поглумились – нарядили в её же шубу, на шею фартук
