На кактусе появилась «детка». Говорят, кактус – некрасивый цветок. Но он похож на меня. Мне нравятся его колючки, его неприхотливость и выносливость. К сожалению, я не кактус. Я не могу почковаться. А жаль.
Гордость не позволяла мне рыдать над собственной судьбой, а выплакаться было необходимо. Не хватало только разреветься в гостях у Мамонтова. Я вспомнила стихи Есенина про собаку, у которой утопили щенков – да вы их, наверное, знаете, – а потом еще стихи Водсворта про девочку, у которой умерли брат и сестра, а она все не может поверить.
Малютка Дженни день и ночь
Томилася, больна,
Но Бог ей не забыл помочь,
И спряталась она.
А только дождались зимой
Коньков мы и саней,
Ушел и Джон, братишка мой,
И лег он рядом с ней.
Дело было сделано. Слезы потекли, как от лука. Черт его знает, что меня так давило. Положение двадцатипятилетней девственницы? Но у нас в семье вообще было принято оставаться девами вплоть до получения диплома. Кто виноват, что я выбрала медицину, где надо учиться семь лет. Мать в принципе не могла понять, как это можно самой хотеть мужчину. Она завела меня в тридцать два года, бабушка её – в тридцать четыре, после возвращения из своей знаменитой экспедиции за Полярный круг. Торопиться нам некуда – в нашем роду все жили долго, вот только бабушка, Анна Николаевна Кузнецова, едва переступила за семьдесят. Ей стали рвать зуб, она даже успела заметить, что щипцы грязные, но постеснялась сказать и умерла от сепсиса. Мать постоянно меня грызет, что я не такая. Пусть спасибо скажет, что я живая.
Говорят, отец был из короткоживущих. Он умер от инфаркта, я так и не успела с ним познакомиться.
Вообще я мать не осуждаю. Перед ней стоял выбор – или воспитывать ребенка, или пожизненно угождать мужику. Говорят, где-то на Востоке, не так далеко от нас, есть народ, где мужчина превыше всего. Стоит владыке приказать – женщина сует ребенку опиумную соску и мчится на зов. Ни я, ни мать не способны на такое геройство. Потому, наверное, и остались одни.
Может быть, меня угнетало чувство вины перед Жениными погодками? Шурик и Дашка… Пока что я приносила им шоколадки. Дети доверчиво спрашивали.
– А вам папу или маму?..
– Лучше папу, – отвечала я.
У нас с Евгением было два общих увлечения: фантастика и медицина на стыке с психологией. Маше – законной супруге – и то и другое было глубоко фиолетово. Когда мы с Женей за полночь спорили о Стругацких, о Бруно Беттельгейме, Маша демонстративно зевала, показывая кошачий розовый язычок, и уходила спать. Дети в трусах и в майках еще долго норовили просочиться в комнату. Особенно Шурик.
