Дождь барабанил по окнам, словно настойчивый барабанщик, пытающийся достучаться до самой души дома, смывая последние отблески уходящего дня. В доме, где еще недавно звучал смех, где тепло камина согревало не только тело, но и душу, сейчас царила ледяная тишина, лишь изредка нарушаемая потрескиванием поленьев в камине. Тишина, пропитанная горечью утраты и липким страхом, въелась в стены, в мебель, в самую суть этого места, некогда называемого “домом”.
Анна, психолог с десятилетним стажем, сидела в кресле, уставившись невидящим взглядом на пляшущие языки пламени. Лицо ее, обычно светлое и приветливое, осунулось, под глазами залегли темные тени, свидетельства бессонных ночей и безграничного горя. В руках она держала фотографию – Алексей, ее муж, улыбался с нее, лучистый и живой. Он был следователем, одним из лучших в городе, человеком чести и справедливости. Он любил свою работу, любил помогать людям, любил Анну. Но месяц назад его не стало. Официальная версия – самоубийство. Но Анна не верила. Она знала Алексея слишком хорошо, чтобы поверить в этот абсурд.
Она помнила тот день, словно это было вчера. Звонок в дверь, сухие слова полицейского, ошеломляющая новость. Мир рухнул в одно мгновение. Затем похороны, бесконечные соболезнования, успокоительные, которые она глотала, как конфеты, чтобы хоть на время приглушить боль. Но ничто не помогало. Боль оставалась, зияющая, кровоточащая рана в ее сердце.
Дело Алексея закрыли быстро, слишком быстро, по мнению Анны. Все улики указывали на самоубийство: предсмертная записка, пистолет в руке, закрытая дверь изнутри. Но Анна видела несостыковки, чувствовала фальшь. Алексей никогда бы не оставил ее так.
Он расследовал сложное дело – серию загадочных смертей. Все жертвы – успешные, влиятельные люди – были найдены в своих домах, обстоятельства смерти указывали на изощренные пытки. Официальное заключение – самоубийство, но Анна знала, что это не так. Алексей перед смертью успел намекнуть, что это не просто преступления, а “игра” – жестокий эксперимент над человеческой природой. Он говорил о “пределе боли”, о “сломе воли”.
Анна отложила фотографию и поднялась с кресла. Ноги словно не слушались ее, тело было наполнено тяжестью. Она подошла к окну и посмотрела на улицу. Дождь усиливался, превращая пейзаж в размытое месиво из серых оттенков. Она чувствовала себя так же – размытой, потерянной, одинокой.
