Пролог
Наших дней алеют грозди,
Солнца круг стремится ввысь.
Не для нас сгорают звёзды;
Нам уже не вознестись.
Тихое июльское утро было прекрасной, вдохновляющей порой. Птицы и бабочки порхали в небесной синеве, стрекотали засыпающие кузнечики. Лучи солнца коснулись росы, и та вспыхнула россыпью бриллиантов.
Я об одном прошу живых:
Останьтесь верными, любя.
Гоните прочь людей гнилых,
Как не смогла однажды я.
Этер дочитала стихотворение, вырезанное на надгробной плите. Потом положила на едва заметный холмик букет белых лилий. Их аромат дурманил сознание, и на секунду ей показалось, что она кладет цветы не на безымянную могилу возле дома, а стоит в каком-то далеком городе над погребением горячо любимого человека. И это чувство отчаяния, безысходности, несправедливости лишь заставило Этер вспомнить, куда она отправляется. Быть может, совсем скоро эта призрачная скорбь станет реальной.
Через минуту она уже вскочила на стоявшего рядом коня и, не позволяя себе оборачиваться, направила его в сторону подернутого белесой пеленой горизонта. Её одолевали тревожные мысли, которые словно по собственной воле лезли в голову. Не об этом она мечтала, не этого хотела. Другое видела во снах. Но никто не знает, как повернется жизнь. Вот и теперь Этер приняла, на её взгляд, единственное правильное решение. Она ехала на войну.
Что ни ночь – новый кошмар. Тяжелый, запутанный, словно бред пьяного или сумасшедшего. Ускользающие от сознания образы, тени, вспышки света и всполохи пламени, блики луны и фонарей, неясные очертания невидимых гостей. Даже погожие дни не прогоняли вереницу мучительных снов. Они терзали сознание, ранили его, заставляли бежать: но бежать было некуда.
Этер вдруг вспомнила странствующего старика, который полгода назад забрёл в их город. Девушка обрабатывала его раны, а он рассказывал ей предания старины, в которых воспевалось могущество Трианской Империи. Этер тогда пожаловалась на страшные сны и потерю связи с близкими, а он посоветовал набраться храбрости и взглянуть реальности в глаза. «Страх и ненависть будут глодать тебя, как голодные собаки глодают кости, – сказал он. – Иди на войну, и будь что будет. Только там ты сможешь спастись от самой себя».
Прохладный утренний ветер нещадно бил по лицу всадницы. От этого у неё перехватывало дыхание, а рыжие волосы пожаром разлетались сзади. Тем не менее она не замедляла бега коня. Ей казалось, что уже слышны военные барабаны, что за горизонтом уже палят пушки, что ещё секунда – и на дороге появятся обозы с ранеными.