Приглушённые звуки тягучего блюза висели в воздухе вместе с клубами дыма, пряча и так потерявшийся в темноте потолок. Их пытались разогнать несколько подвесных вентиляторов с тусклыми лампами, но лопасти вращались лениво, с неохотой, так что казалось, что они, наоборот, взбивали густой туман и хриплый голос Клэптона, делая их ещё гуще, а жёлтые лампы скорее подкрашивали сумрак, чем светили.
За отполированной стойкой из тёмного дерева стоял колоритный бармен с испанской бородкой и лихо закрученными густыми усами, пытающимися достать до надвинутой на глаза ковбойской шляпы. Одет он был соответствующе: рубашка в крупную клетку, кожаная жилетка, потёртые джинсы, ремень с огромной бляхой. В зубах его была зажата сигара, а изо рта плотными облаками вырывался дым и поднимался вверх. Бармен прислонился спиной к витрине, заставленной разнокалиберными бутылками виски, джина и текилы, и натирал стаканы, то и дело поглядывая на компанию из четырёх человек, что заняла самый дальний столик и вот уже часа два играла в покер.
Фишек на столе не было, зато были стопки свеженьких, гладких, будто только из-под печатного станка, сотенных купюр, с которых невозмутимо смотрел в потолок старина Франклин. Трое из них тоже курили: один дымил сигарой, второй трубкой, третий почти без остановки смолил длинные чёрные сигареты с золотым фильтром. Именно из-за этих ребят в этот день в баре было особенно накурено, но бармен замечаний не делал – пили они самый дорогой виски, причём уже уговорили вторую из пяти бутылок, что он прикупил ещё года четыре назад и так и не смог пропихнуть никому из посетителей. Шутка ли – двести баксов за бутылку… В общем, он изо всех сил старался не пропустить момент, когда они попросят следующую.
Да и, честно говоря, больше смотреть было некуда: за двумя другими столиками сидели завсегдатаи.
Ближе всего к стойке приземлился старый Джо. Он приходил каждый день в четыре часа и смотрел на беззвучно сменяющиеся в телевизоре картинки, не обращая внимания на происходящее вокруг и осушая одну бутылку «Миллера» за другой. Ровно в десять ноль пять он, словно в голове его звенел будильник, поднимался из-за стола и, покачиваясь и опираясь на подворачивающиеся предметы мебели, выползал наружу. Непонятно было, как он в таком состоянии каждый раз добирался до дома, но это была уже не проблема заведения. Возвращался на следующий день – и ладно.