Деда на остановке заметила глазастая Сашка и ткнула меня в бок – иди спроси. Я плавно срулил к обочине, повозился с замком ремня безопасности – он заедал – и спрыгнул на пыльную грунтовку, пересекающую выжженные солнцем поля.
Непонятно для кого устроенная в таком месте советская бетонная остановка давала прохладную тень и укрывала в глубине сморщенного коричневого старика. Я присел рядом с ним и осторожно поздоровался – не было похоже, что тот вообще заметил подъехавший пыльный чероки.
– Ну здоров, коль не шутишь, – скрипуче ответил дед и продолжил смотреть куда-то сквозь машину в поля.
Я вытащил из бокового кармана выгоревших солдатских штанов ксерокопию фотографии, с которой улыбались мальчик и девочка.
– Посмотри, дед, не видел детей? Потерялись.
Дед отвлекся от медитации и скосил слезящийся глаз на бумажку, поразглядывал, отрицательно мотнул седой клочковатой головой, – не.
Я подождал еще несколько секунд, но старик снова выключился. Сашка вполоборота покопалась на заднем сидении, высунула в окно скрученную карту: "Про Елизарово спроси еще".
Елизарово это было отмечено на старой геодезической карте, которой мы пользовались, но навигатор его не находил. Я развернул перед дедом истертую замятую бумагу.
–Глянь-ка? Мы вот тут сейчас, – я прижал пальцем точку недалеко от деревни Овсянка. – А вот тут Елизарово, в лесу. Как проехать туда, знаешь?
Дед снова скосился, посмотрел на мой палец, на бумажный лес и дорогу. Потом боком, словно ворона, глянул на меня, и изрек:
– Сдохли они поди.
В молчании мы с Сашкой устало переглянулись. Все поисковики к пятому дню были готовы, что никого найти не удастся.
– Дети? – наконец спросила она из окна.
– Елизаровские, – проскрипел дед.
– Почему?
– Они там родня все. Женились на сестрах, вот и померли. Грех.
– Давно? – я решил уточнить, потому что карта была семидесятых годов и на ней село еще указали.
– Я там в девяносто седьмом был крайний раз (Сашка поморщилась на слово "крайний"), их было четыре дома живых, щас, поди, уж нет их.
– А как бы нам туда проехать? – перебила нетерпеливая Сашка. – Дорога есть?
– Дорога, – дед покосился опять на карту, которую я все еще держал на коленях, – Нет там дороги. Заросла давно. За следующей остановкой свороток был.
Трясущийся коричневый палец ткнул выше моего километров на десять.