Пронзительный свист ветра и гулкий вой вертолетных винтов хлестким ударом ворвались в сознание, вмиг рассеяв короткий сон и вернув к суровой действительности.
– Босяк, ты че военный? Где научился дрыхнуть раскорячившись? – перекрикивая шум, бородатый охранник обдал Алекса перегаром. – Готовность – одна минута.
А потом проорал в сторону Франка:
– Ты – следующий. Десять минут.
Алекс посмотрел на Франка, растерянного и покорного, тот ответил безвольным прощальным взглядом…
Нелепо кувыркнувшись, он побежал сразу, как ощутил твердь под босыми ногами. Понимая, что выброшенный из вертолета на открытое поле стал удобной мишенью, вложился полностью в жесткий спринт, не обращая внимания на твердые камни и острые стебли, калечащие стопы.
Достигнув опушки леса и укрывшись под кронами синих деревьев, он огляделся. Только тогда в голове перестал звенеть пьяный голос: “Схрон – три километра на запад вдоль опушки. Дальше – лесом на север”.
Лишь на опушке мозг начал воспринимать шум ветра, голоса птиц и шелест листвы. Незнакомый мир открылся множеством запахов. От раскидистых деревьев разило сероводородом, серая трава пахла йодом, а диковинные фиолетовые цветы источали неведомый резкий аромат.
Он очистил от колючек местных растений робу с пришитыми концентрическими окружностями на спине и груди, и, когда шум вертушки совсем стих, осторожно пошел прочь от восходящего солнца, стараясь держаться в тени.
Через метров пятьсот повезло наткнуться на полусгоревший труп бедняги, неясно гуманоида или человека. Стягивая с мертвеца уцелевшие сапоги, он старался не думать о скорбной участи Франка. Вдвоем им довелось пройти сквозь огонь и воду, но Франк утратил способность бороться и больше не жилец, поэтому следовало заботиться о собственной судьбе.
В обуви идти было удобнее, чем босиком, несмотря на то, что сапоги оказались на два размера больше. Поднимаясь выше, солнце нещадно жгло спину. Природа вокруг жила обычной жизнью. Над полем, покрытым жесткой приземистой травой, бесшумной тенью проплыла большая птица, планируя на перепончатых крыльях. В лесу наводили суету безобидные с виду зверьки, нечто среднее между белкой и мартышкой. Пейзаж отдаленно напоминал родной Экзитурион, и лишь параноидальное ощущение, что за каждым шагом следят, нарушало утреннюю идиллию.
