Это лето началось холодным, неласковым. Ночные возвратные заморозки, несмотря на то, что на дворе был уже июнь, заставляли не просто одеваться теплее, но даже протапливать по утрам печи.
Старик Матвей Заречнев лежал на кровати и смотрел, как за изножьем по белой стене ползает муха. Эта часть стены была тыльной стороной печи‑трёхходовки, топка и плита которой находились в кухне. Протопленная с утра, печь сохранила ещё остатки тепла и приятно грела ноги старика, мёрзшие в последние годы даже летом. Этим же теплом печь привлекла и муху, наконец неподвижно замершую возле вьюшки.
«Где там ружьё у меня?» – подумал старик и пошарил рукой по полу. Взяв лежавшую у кровати самодельную мухобойку с длинной ручкой, он чуть приподнялся и резко, но аккуратно шлёпнул по мухе, после чего снова положил «ружьё» на пол.
Длинной стороной кровать была приставлена к стене, на которой висел большой войлочный ковёр, расписанный яркими красными маками по тёмно‑зелёному полю. Протяжно, с удовольствием, зевнув, Матвей повернул голову и глянул на мерно тикающие часы, висевшие на противоположной стене.
Часы были новые, подаренные ему на день рождения сыном всего неделю назад. В отличие от ходиков с гирями, висевших в прихожей, эти часы заводить было не нужно, они работали от толстой круглой батарейки. Старик никак не мог привыкнуть к этому, всё смотрел на циферблат и ждал, когда же стрелки остановятся, но те продолжали делать своё дело, отмеряя час за часом.
Сейчас стрелки показывали без десяти три. Полчаса назад старик прилёг после обеда отдохнуть, а пять минут назад проснулся от тихого монотонного говора, доносившегося из прихожей. Один голос принадлежал его жене Клавдии, второй, кажется, был голосом их деревенской почтальонки Ленки Паутовой.
– Я, баба Клава, прям, не знаю, чего и думать. Прям, сердце не на месте у меня, – громким шёпотом говорила Ленка.
– Да чего уж ты так-то? – тоже шептала супруга Матвея. – Чего так убиваешься-то? Сейчас же в этот… в ганистан-то их ведь не шлют больше.
– В Афганистан, – поправила старуху почтальонка.
– Ну да, ну да… в ганистан-то этот… Отслужит, да и придёт. Оно им на пользу только, дициплина-то эта… Не изводись уж так, не надо.
Ленка тяжело вздохнула:
– Ой не знаю… Так-то оно всё так, да вот всё равно сердце болит. Там ведь и без Афганистанов хватает всякого. Вон… дедовщина эта, да и так… бардак ведь у нас везде, куда ни плюнь, баба Клава.
