Преступная гардеробщица

О книге

Роман о том, как творческий театральный тандем становится любовным, и превращает мечту в шедевр – наперекор обстоятельствам, замешанным на криминале.

Полосатая зебра сказала:

— Выпить водки, что ли, – не вопросом даже. – Именно. Пь-сят грамм.

Прихватив и закуску, удалилась с добычей за столик.

Мартышка, была её очередь, помявшись, перегнулась через прилавок к буфетчице и тихонько, чуть не в самое ухо, что-то проговорила.

– Шоколадку? – тоже негромко переспросила буфетчица.

— Ну да. Вон ту, фиолетовую, с орешками и изюмом, — с досадой повторила мартышка, оглядываясь по сторонам.

— Шикуешь!!! До зарплаты-то ещё и-го-го! – зебрин голос, как из зала суда.

Мартышка чуть дрогнула, но лакомства не выпустила:

— Я сыну, и потом, в долг, – бросила она, обернувшись.

Зебре же явно не хотелось сидеть тихо и мирно, не сбавляя громкости, она переключилась уже на всех присутствующих:

— Вчера, представляете? Сняла дома колготки. И что, думаете?

Никто и не думал ничего думать.

— Нет, я вообще не поняла, ну что за… Ну просто все ноги полосатые, чёрно-белые снизу доверху.

Тишина.

— Ну с какого, спрашиваю, такого дуба?.. За-по-лос-сатили мне ноженьки мои белые – за здорово живёшь, – сменив тон, запричитала зебра Ярославной былинной, выставив в проход свои весьма стройные и впрямь, весьма полосатые ножки. – Вот вам бы, как? Понравился бы такой боди-арт?

Отклика так и не последовало.

«Однако… Разве им можно водку на работе, да ещё в таком виде?», – только что вошедшая посетительница ничего подобного и представить не могла. Не зря, прежде чем впервые отважиться заглянуть сюда, всякий раз робела перед дверью – массивной и элегантной одновременно. Но невиданная дверная рукоять, вроде органной трубы, поблескивала металлом прямо магнетически – и рука сама потянулась к ней.

То оказалась дверь в сияющий, открывающийся лишь избранным, мир. Просторные стеклянные поверхности столов сверкали, как глыбы льда под солнцем, спинки стульев, вытянутые в высоту и изогнутые, тоже испускали сияние – полированной стали. Картины на стенах щедростью красок соревновались с пёстрым буйством витрины.

А ароматы… Журчанье негромкой музычки, даже оно казалось вкусно пахнущим и определённо – не дешёвым.

«Мартышка что-то там… про долг. Правда, можно в долг? Ох, я ведь здесь всего ничего». Не женщина, и не девушка, – существо, облаченное во что-то специфически линяло-синее, заворожённо, как дитя навстречу Деду Морозу, приближалось к сказочному прилавку.