Тазука жил в приморском поселке Анаклия, прямо на берегу моря. Единственный сын Марины и Мурмана рос в заботе и ласке родителей. Отец его безвременно скончался, когда "мальчику" исполнился двадцать один год. Мать взяла на себя все хлопоты по дому и уход за сыном.
– Мамочка, иди скорее! Готово хачапури, – кричала Марина сыну с летней кухни, которая стояла во дворе дома под сенью раскидистого инжира.
Дело в том, что в Мегрелии самое ласковое обращение между родными людьми именно "мамочка".
– Марина! – раздалось через десять минут со стороны открытого окна.
Тазука называл мать по имени, это тоже здесь распространено.
Ответа не последовало, и он крикнул громче:
– Марина!
– Да, мамочка! – еще громче ответила Марина.
– А к хачапури что есть?
И Марина огласила список, состоящий из лобио, пхали, джяпсандали, аджарских лепешек, мамалыги, острого салата. Это был привычный завтрак в их семье. Перечисленное заставило Тазо выйти во двор. Он сладко потянулся, громко зевнул. Этот зевок напоминал гудение трубы. Петух на заборе вскинул крылья. На звук выскочили из-под дома, который стоял на невысоких сваях, три кошки. Одна без хвоста.
– Марина, сегодня иду на работу устраиваться, спасателей на сезон набирают.
Мать повернулась к иконе и трижды осенила себя крестом. Она проворно носила полное тело от плиты, печки, которая была сложена во дворе, к столику, где ел сын. Насытившись, Тазука одернул короткую футболку на округлившемся животе, надел кепку и уверенно направился в сторону берега.
Было договорено собраться в девять возле спасательной вышки, которая стояла аккурат возле впадения Ингури в Черное море. Тазука посмотрел на солнце, на свою тень и понял, что время близится к полудню. Он немного ускорил шаг, но не сильно, потому что в конце мая дни стоят особенно нестерпимо жаркие. В условленном месте ожидали двое: один, довольно пожилой мужчина, свернул майку на животе в виде французской булки, без интереса и энтузиазма стал оглядывать вновь пришедшего. Второй, помоложе, лет сорока пяти, облокотившись о парапет лестницы, думал о своем.
Тазука со всеми молча поздоровался за руку и тоже стал ждать, ковыряя носком бутсы прибрежные камушки, думать ни о чем не хотелось. Его стало размаривать после сытного завтрака, который длился почти добрый час. Парню и в голову не приходило спросить, те ли это люди, ждут ли они комиссию из Тбилиси, которая приезжает экзаменовать будущих спасателей. Конечно, те! А кто -же еще? А что уже перевалило за полдень – так кто это в девять часов полезет в холодную воду экзаменоваться?
