Юрия Мамаева хоронили со всеми почестями, положенными погибшему от пули преступника офицеру спецназа. Были сказаны соответствующие случаю слова, прозвучали выстрелы салюта. Разошлись и разъехались скорбные родственники и знакомые. Когда место опустело, к укрытой цветами и венками могиле подошёл человек и положил четыре гвоздики.
– Извини, дружище, – сказал он. – Это тебе от нас двоих. Абдула прийти не смог. Лежит под капельницами. Очухается, мы с ним вместе придём. Прости, что меня не было с тобой.
Андрей заплакал.
– Прости, братишка!
* * *
Сознание возвращалось медленно. Сначала в сплошной тьме промелькнули вспышки северного сияния. Потом появились какие-то образы: человеческие лица, трава и муравей крупным планом, озеро, купающиеся люди. Парни, девушки, дети… Городские улицы, машины… В основном белые Тойоты. Мелькнули знакомые лица, но кто это, сознание сквозь сон не улавливало.
Потом снова резко потемнело и веки, дрогнув, приоткрылись. Перед глазами было лицо склонившейся над ним девушки. Её, чуть подведённые тушью, серые глаза с прищуром смотрели пристально и с интересом. Губы разошлись в улыбке.
– «Врач», – подумал полковник, поняв, что на женщине надета белая шапочка и халат. – «Значит я в госпитале. И это уже хорошо, что не в вонючей подворотне».
Он хорошо помнил, как бежал с автоматом в сторону выстрелов, а потом вдоль стеночки крался по подворотне в темноте, боясь нарваться на пулю, и нарвался. Кто-то хитрее него затаился в темноте, вероятно улёгшись в грязь, и выцелил его по силуэту на фоне звёздного неба. А он ползти по грязи не хотел. Не война же, в самом-то деле?! И дежурство только началось, ходи потом грязным, да и «комок» совсем новый, а новое пачкать сильно не хочется. К новому относишься бережно. Что к новой одежде, что к новой девушке. Полковник заметил вспышку одиночного выстрела и успел всадить в неё короткую очередь.
Пуля, принадлежащая ему, скользнула снизу вверх по бронежилету и… попала в горло.
– В горло? – удивился воспоминанию полковник.
Горло не болело совсем и, судя по всему, не было и забинтовано, а вот грудь при каждом вдохе-выдохе взрывалась болью в нескольких местах. Минимум в трёх.
– Гляди-ка, живой! – услышал он мужской удивлённый голос. – Удивительно. Очень редкий случай.
– За такую операцию нобелевскую премию давать надо, – сказала девица.
