Сказки дядюшки Андруши.
Давным-давно, когда град Москва только каменный Кремль строил, жили два братца-сиротинушки: Ванюша и Васятка. Что братьями меж собой были, видно было по лицу – как с одного слеплено. Да глаза у обоих одинаковы, будто синь озерная. А в остальном все ж разными были, словно не от одной мамки рождены. Ванюша белоголов, аж с ресницами белесыми и постарше на годок, а Васятка черняв да кучеряв, как цыган.
Жили братья в лесу, вдали от деревни, в старой охотничьей избенке и охотились на зайцев, да белок. Иногда им и куницы с лисицами попадались, так что и мех игристый добывали.
Помогал ребятишкам в их лесной жизни, дед Платон, который сколько себя помнил, тоже в лесу жил. Промышлял дед Платон тем же, что Ванюша с Васяткой, да ещё пасека лесная была у него в пяток ульев. А народ в ближних деревнях уж больно был охоч до лесного меда. Очень целебным тот мёд считался.
Когда стал у обоих братьев на губах пух молодецкий пробиваться, приключилась с ними удивительная история.
Пришел как-то дед Платон к Ванюше и Васятке, и говорит:
– Посмотрите-ка ребятки, какое чудо чудное я добыл!
И достал из мешка шкурку зайца. Но не простая эта шкурка была: среди серых шерстинок были и золотые, а на солнце мех переливался, да искрами сыпал.
Ванюша с Васяткой обомлели. Для них-то это диковинкой было.
– Дед Платон, где ж ты взял такого зайца-то? – удивились ребятки.
– А вот слушайте, что я скажу-то! – прокряхтел дед и присел на пенек. – Охочусь я прошлым днём в лесочке, что с горой Чёрной рядом. Увидал лисицу, что из кусточков у Белого камня выбегала, да и пустил стрелу. А лисица-плутовка, толи увернулась, толи я сослепу промахнулся, только стрела в камень ударила да прямиком к Чёрной горе отскочила. Постоял я, потоптался, да, делать нечего. Пошел смотреть, куда стрела угодила. Хоть народ говаривал, что недóбро на горе той охотиться, но что поделать. Поднялся я повыше, вижу, заяц лежит. Только непростой заяц-то. У Чёрной горы и днём то темно, а тут обмер я – шкурка то у зайца золотая!
– Ох, дед Платон, – вздохнул Ванюша, – на Чёрной горе запрошлым летом, кто-то цаплю подстрелил. Потом человек тот почти год болел, и не выздоровел.
– Сам ведаю! – закашлялся дед Платон, почесывая затылок. – Да тот человек, чай, нарочно на охоту в гору ходил, а я не помышлял зайца стрелять-то.
