1. Нахальное минирование

От танка пахло нагретым металлом, свежей краской и бензином.

А от пигалицы, грозно стоявшей прямо на дороге, пахло неприятностями, кровью и йодоформом, – или чем там еще эти живорезы поливают все подряд? И лейтенант Димка Еськов, грозно и ловко выскочивший из башенного люка своей боевой машины, чтобы разобраться с теми, кто препятствует выполнению боевой задачи, к стыду своему – растерялся.

Он рассчитывал, что эта замурзанная девчонка напугается одного только его вида, но – не срослось. Она как стояла перед танком, широко расставив ноги в тяжелых пыльных сапогах, так и продолжала стоять. Неколебимо, словно памятник. Очень маленький памятник, с виду хрупкий, но Димке она показалась гранитным противотанковым надолбом.

Положение спас командир второго Т-26 – сумрачный и молчаливый лейтенант Богатырев. Димка знал его плохо, – откуда-то родом с юга, имя странное – Харун, да в придачу свинину не любит. Не то, что вообще не ест, а – не любит. Если на обед свинина, то свою мясную порцию сослуживцам отдает. Странный, в общем, но танк знает, и в бою, как Еськов успел убедиться, толковый.

Харун грохотнул сапогами по броне своей машины, вставшей вплотную к командирской, и тяжело спрыгнул на дорогу. Понятно, ноги затекли от марша, не вполне слушаются.

– Девушка, не стой перед танком, наехать может, плохо будет! – распевно начал Богатырев, похлопывая себя прихваченными по привычке сигнальными флажками по голенищу сапога. Он был сильно старше Еськова и при виде женщин вел себя спокойно, и не тушуясь, чему Димка чуточку завидовал. Сам он не то, чтобы робел при общении с противоположным полом, но как-то терялся.

Пигалица тон не приняла, но немного успокоилась и привычно огрызнулась:

– Я вам тут не девушка, а санинструктор Левченко! У меня – раненый командир, требую эвакуировать его в медсанбат!

Требует она?! Виданное дело! Нос не дорос требовать-то у боевого командира!

Димка быстро огляделся. Увидел на обочине дороги телегу, вроде в ней кто-то там полусидел, тягловая лошадь лежала почему-то, а не стояла, и рядом с кобылой возился ездовой, судя по его затрапезному виду и нестроевой осанке.

Как ни странно, дорога была совершенно пустынна, ни беженцев не видно, ни отступающих огрызков разгромленных частей, что было уже привычным. Даже и намусорено мало – ни бумажек, ни тряпок. Так-то отходившие в тыл выкидывали все лишнее, тяжело таскать на себе, даже брошенные противогазы попадались, не то, что тряпки.