Она заблудилась.
Приняла одну тропу за другую в глупой
уверенности, что та обязательно приведет к человеческому жилью. В
тепло. Но утоптанная поначалу тропка становилась все у́же, глубже,
пока не заплутала и не утонула окончательно среди торчавших из
снега черных прутьев кустарника – видать, сюда забредали лишь
редкие собиратели хвороста.
Оставалось возвращаться обратно и
надеяться, что неширокая, хоть и наезженная дорога не закончится
так же внезапно. Берта прищурилась на клонящееся к туманному
горизонту стылое солнце; чем ниже, тем краснее – на ветер и
мороз.
Поглубже надвинула капюшон с лисьей
оторочкой, в который раз поддернула лямки мешка с тушкой
вытащенного из силков зайца: с каждой милей добыча становилась все
тяжелее, этак скоро покажется, что тащишь домой целого кабанчика!
Побрела по дороге, надеясь, что идет в правильную сторону, что за
очередным холмом, наконец, обнаружится приютившая их семью Краинка.
Чем ниже садилось солнце, тем холоднее становилось, воздух колол
горло снежными иглами, а деревня все никак не желала появляться.
Еще немного, и, пока не стемнело окончательно, придется сооружать
укрытие для ночлега. С отцом-охотником они попадали и в худшие
передряги, так что ни сгинуть в ночном лесу, ни замерзнуть Берта не
боялась. Одно плохо: в здешних лесах водятся волки и… другие. От
волков у нее есть огонь, а от… от них никакой защиты. Мать
жалко, конечно, все глаза выплачет, пока старшая дочь домой не
объявится…
Ох, да ладно, всё обойдется, ведь еще
даже не полнолуние! Так мысленно на себя прикрикнув-успокоив, Берта
остановилась, задумчиво окидывая взглядом ближайшие разлапистые
ели: вот и почти готовый шатер. Нарубить веток, забросать снегом,
разжечь крохотную дорожную жаровню с угольком из домашней печи,
перекусить, укутаться. Так до утра и доживет…
Берта ненароком оглянулась и,
вздрогнув, даже отпрянула.
Всего мгновение назад на дороге
никого не было: но вот перед ней всадник на светло-сером, почти
белом коне, сливающемся в стылых сумерках со снегами вокруг. Нет,
не серый, поправила себя Берта, приглядевшись, –
горностаевый, с темной гривой и хвостом.
– Ох, как же ты меня напугал! –
выдохнула Берта. Голос у нее осип от испуга и долгого молчания.
Всадник помедлил, прежде чем перекинуть ногу через седло и мягко
спрыгнуть с лошади. Но подходить не стал. Быстро оглядевшись,
спросил:
