James Dashner
THE MAZE CUTTER
© James Dashner, 2022
Школа перевода В. Баканова, 2022
© Издание на русском языке AST Publishers, 2023
Посвящается Марисе Корвисьеро. Агенту, другу, спасительнице.
И даже когда в голове сгущается тьма, расползаясь чадными завитками черной гнили, когда я вдыхаю смрад умирающего мира, а кровь в моих жилах превращается в кипящий пурпур, я нахожу утешение в одной мысли. У меня были друзья, а у них был я. И это главное. Это единственное, что важно.
Книга Ньюта
Томас нашел дневник через три недели после конца света. И до сих пор был удивлен. Как? Когда? Когда и как? Когда успел его друг все это написать, как эти страницы оказались в одной из нескольких коробок, отправленных с помощью Плоспера еще до того, как совершили переход Томас c друзьями? Конечно, это сделала Ава Пейдж, которая всегда занималась такими вещами. И опять же: как, когда? Два слова вертелись в голове, словно назойливые гости, не желающие уходить, хотя вечеринка давно закончилась.
Томас сидел на любимом выступе любимого утеса, разглядывая бесконечный океанский простор. Чистый морской воздух чуточку отдавал рыбой и сладостью разложения. Мелкие прохладные брызги щекотали кожу, нагретую стоящим в зените солнцем. Томас закрыл глаза, чтобы не видеть вездесущей линии горизонта, из-за которой казалось, что ты застрял на Луне. Или на Марсе. В другой галактике. На небесах. В преисподней. Какая разница? Он поерзал на краю скалы, устраиваясь поудобнее, и свесил ноги над грохочущей черно-синей бездной, вдали от всего остального мира.
Конечно, здорово. Никто не спорит. Но то, что удалось избежать болезни, сумасшествия и гибели, не уменьшало грусти от потерь.
Мысли вернулись к дневнику. Томас открыл глаза и взял покоробившуюся, испачканную тетрадь с полки из песчаника, словно специально выточенной резцом времени для священного артефакта. Именно так: священного артефакта. Осторожно раскрыв лежащую на коленях книгу, он пролистал страницы, густо исписанные неровными детскими каракулями. Слова уползали то вверх, то вниз, сила нажатия менялась, штрихи становились все толще, а буквы – разнокалибернее… Каждая новая страница воочию представляла то, что с душераздирающей ясностью показывало содержание записей: его лучший друг постепенно погружался в полное, ужасающее безумие. В конце дневника оставалось около тридцати пустых страниц, а на последней было яростно нацарапано огромными буквами одно слово: ПОЖАЛУЙСТА.
