Тьма. Тяжелая и вязкая, она обволакивает тяжелым облаком, не давая вздохнуть. Тишину нарушают шаги. Холодный пот струится по лбу, а сердце начинает бешено колотиться в груди. Неужели все? Стражники войдут в камеру, инквизитор монотонно зачитает приговор, его выведут на площадь…
– Дайон… – шепот за стеной. Осторожный, едва слышный, будто человек боится быть обнаруженным. – Дайон…
Глупая надежда наполняет душу. Неужели сейчас дверь камеры откроется?..
– Кто здесь? – Он приникает к решетке, до боли в глазах вглядываясь в темноту.
– Я… я – друг.
Внезапная, глупая радость, охватывающая его после этих слов, почти сразу сменяется недоверием:
– У меня еще есть друзья?
– Их много. Просто они пока не смогли сюда добраться. Но я для этого и пришел – сказать, что осталось недолго. Тебя отсюда вытащат.
– Когда? – Он старается, чтобы голос звучал твердо, но все равно срывается на тонкие ноты.
– Через месяц. Понимаю, это немалый срок, но я хочу, чтобы ты твердо знал: твое заточение закончится.
Тот человек, что за стеной, тяжело вздыхает.
– Но ты уже здесь. Если ты – друг, как утверждаешь, почему не можешь освободить меня сейчас?
– Я не могу.
Почему-то кажется, что человеку с той стороны двери в эту секунду еще более жутко, чем самому Дайону.
– Что значит «не могу»? – Он пытается надавить на собеседника, цепляется за невероятно тонкую ниточку надежды. – Я тебе приказываю, слышишь? Ты – мой подданный?
Молчание. Тишина, прерываемая только биением сердца и сбивчивым дыханием.
– Это слишком сложный вопрос, – наконец доносится из-за дверей.
Дайон скрежещет зубами. Что в этом вопросе может быть сложного?! Но черт с ним… Лишь бы этот человек, хотя бы назвавшийся другом, не ушел, оставив юного герцога в темноте подземелья.
– Ты – левансиец?
– Да.
Теперь тот, другой, отвечает практически мгновенно, и голос звучит уверенно.
– Значит, ты обязан выполнить мой приказ.
Хочется топнуть ногой, но он давно не позволяет себе проявления эмоций. Любая эмоция – это слабость, а ему надо быть сильным. Ради своих поданных, ради Денизы, ради самого себя, наконец…
Грустный смешок раздается за дверью.
– Наверное, я – единственный левансиец, на которого не распространяется это правило… – И снова по голосу кажется, будто незнакомец терзается не меньше, чем сам Дайон. – Нонсенс, конечно… Но здесь все нонсенс.
