– Повторяю еще раз, – терпеливо начал говорить Гость, – я пришел сюда, дабы сделать вашей группе предложение. Суть его заключается в предоставлении возможности стать поистине знаменитыми, что подразумевает не только всемирную известность и богатство, но в некотором роде и власть. От вас требуется всего лишь поставить по одной подписи от каждого на этом листе. Больше мне нечего добавить.
– Но неужели это все может быть так просто? Неужели все те наши юношеские – да и взрослые, чего уж там таить – желания могут сбыться по мановению вашей волшебной ручечки? Вот так вот «раз, два» – и все? – недоумевал «Б».
Гость не сводил с него своего холодного взгляда, и «Б», казалось бы, сам уже ответил на свой же вопрос. Ответил он утвердительно, потому что ответить иначе он в этот момент не мог и не хотел. Сделав паузу, «Б» опустился на стул. Нога его нервно подрагивала, вдобавок к чему он начал неуютно поглядывать по сторонам, покусывая губу. Гость прекрасно знал о своей победе над ним, и вся его энергия была теперь направлена на «А», который продолжал сидеть на столе, свесив ноги и раскачивая их в такт звучавшей у него в голове мелодии, которую он придумал два дня назад. В тот вечер, во время репетиции, когда эта мелодия приобретала все новые и новые оттенки, он и не думал, что всего через пару часов она будет ассоциироваться в его сознании с радостью, с риском и с леденящим душу страхом одновременно. Песня (а она к тому времени уже стала песней в силу будто вытянутыми откуда-то из эфира несколькими строчками чудесной поэзии) формировалась буквально на глазах. Новая гитара бас-гитариста звенела и ревела, а барабанщик теперь уже стучал так, что чуть ли не было видно, как один за другим укладывались кирпичи башенной стены, и как возвышалась она теперь над ними. К двадцатой минуте их импровизации гитара, казалось бы, сама играла риффы вперемешку с мелодией, и «А» дивился этому своему новому стилю игры.
«Неужели это я так играю? Неужели это мы делаем эту музыку? Как я мечтал об этом!» – думал он.
В экстазе игры, терзая струны и сжимая вспотевшей рукой гриф своей гитары, он вдруг поднял голову вверх и, открыв от удивления закрытые вот уже несколько минут глаза, вдруг начал петь строки этой песни…
В этих четырех строках было все: его желания и чаяния, сила и нежность, его любовь. И циклическое повторение этих строк ни у кого не вызывало сомнений в своей правильности. Ничего более, никакой суеты. Он пел их и пел, повторял и повторял, и удивление от происходящего сменилось в группе на состояние блаженства от того, что они делали здесь и сейчас.