На тебе в тот день был красный пушистый джемпер. «Отличный джемпер, – уточнил ты, – из ангорской шерсти. Очень богатого еврея…» Поверх два кожаных ремня крест-накрест, а посередине – на груди – фонарик. «Надо было меня видеть!» – сказал ты мне, когда я спросила про девятнадцатое апреля…
– Так и сказал?
Холодно было. В апреле по вечерам бывает холодно, особенно когда ешь мало, вот я и надел джемпер. Да, я его действительно нашел в вещах одного еврея; после того как их семью выволокли из подвала, я взял себе джемпер из ангорской шерсти. Отменного качества: у этого типа была куча денег, перед войной он дал армии на постройку то ли самолета, то ли танка, чего-то в этом роде.
Я знаю, ты любишь такие детали, потому, наверно, про него и упомянул.
– Ну нет. Упомянул – поскольку хотел кое-что подчеркнуть. Деловитость и спокойствие. Вот что тебе было нужно.
– Просто мы все тогда так говорили.
– Стало быть, джемпер, ремни крест-накрест…
– Допиши еще: два револьвера. Это был высший шик – револьверы на ремнях. Нам тогда казалось, у кого есть два револьвера, у того есть все.
– Девятнадцатое апреля: тебя разбудили выстрелы, ты оделся…
– Нет, пока еще нет. Меня разбудили выстрелы, но было холодно, стреляли далеко, и вставать было незачем.
Оделся я в двенадцать.
С нами был парень, который принес с арийской стороны оружие – он собирался сразу идти обратно, но было уже поздно. Когда начали стрелять, он сказал, что у него в Замостье в монастыре дочка и он знает, что живым не останется, а я останусь и потому должен после войны об этой дочке позаботиться. Я сказал: «Ладно, ладно, не болтай чепухи».
– Ну и?
– Что «ну и»?
– Удалось тебе отыскать дочку?
– Да, удалось.
– Послушай. Мы условились, что ты будешь рассказывать, верно? Пока еще девятнадцатое апреля. Стреляют. Ты оделся. Тот парень с арийской стороны сказал про дочку. Что дальше?
– Мы пошли поглядеть, что делается вокруг. Вышли во двор – а там немцы, пятеро или шестеро. Собственно, следовало их убить, но у нас еще не было в таких делах сноровки, да и страшновато было – в общем, не убили.
Через три часа стрельба прекратилась.
Стало тихо.
В наш участок входило так называемое гетто фабрики щеток – Францисканская, Свентоерская, Бонифратерская.
Фабричные ворота были заминированы.
Когда на следующий день подошли немцы, мы включили взрывное устройство, – наверно, сотню их разнесло в клочья; хотя точно не помню, ты должна это где-нибудь проверить. Я вообще уже многого не помню. Про каждого из своих больных мог бы тебе рассказать в десять раз больше.