Утро было солнечное, и Дольников проснулся в хорошем настроении. Тут же он вспомнил о том, что сегодня вторник, его «невезучий» день. Но затем решил, что для явного беспокойства оснований нет, надо быть просто осмотрительней, вот и все.
Олег сделал короткую, энергичную зарядку, тщательно побрился и обработал тело дезодорантом. Жена тоже собиралась на работу, и они привычно натыкались друг на друга в коридоре и в дверях ванной комнаты.
– Чему ты все улыбаешься? – спросила Ирина, на миг задержавшись в коридоре.
– Погода хорошая, – отозвался Олег, плавно обходя ее.
Ирина подозрительно взглянула на него, и Дольников прикусил язык.
«Осторожней», – напомнил он себе.
Ирина слишком хорошо его знала, чтобы оставлять без внимания столь странный факт, как беспричинно хорошее настроение супруга.
Олег ушел в спальню и начал одеваться к выходу. Натянув светлые брюки, он долго выбирал тенниску и остановился на бежевой. Она отлично сочеталась с брюками, к тому же у нее были короткие рукава, открывающие бицепсы, которыми Олег очень гордился. Несмотря на свои пятьдесят два года, он до сих пор подтягивался на турнике и отжимался на брусьях.
Надев тенниску, он стал боком к зеркалу и полюбовался мускулами, то напрягая, то расслабляя их.
«Ничего, – подумал он удовлетворенно, – еще в форме».
Посмотрев на окно, залитое солнцем, улыбнулся. Предстоящий день манил его, как жаворонка. Даже хотелось петь, но от этого он воздержался. Пока жена дома, следовало сохранять осторожность. Она и так что-то подозревала, незачем ее в этом укреплять.
– Иди завтракать, – позвала из кухни Ирина.
– Иду, – отозвался Олег.
Тарелка с куриной котлетой и гречневой кашей уже ждала его. Сама Ирина обходилась на завтрак стаканом кефира – худела.
Дольников сел за стол, жена устроилась напротив. Солнце светило ему в лицо, и он подумал, что сидит, как на допросе. Чтобы отогнать эту мысль, придвинул к себе тарелку, взял вилку и принялся завтракать. Котлета была суховата и пересолена, но говорить об этом не следовало. Ирина и так считала, что работает на всех «как проклятая», и любое замечание вызывало такую обиду, точно ее предали в самых лучших чувствах.
– Как котлета? – спросила она.
