Несмотря на бушевавший перестроечный 1987 год, за стеклянной витриной районного продуктового магазина красовалась глянцевая пустота. Старые заветренные свиные ноги местные жители размели еще вчера, и теперь чистые металлические противни призывно блестели из-за обшарпанного изогнутого стекла. К обеду в Минторге обещали завезти вареную колбасу, молочные сосиски и сахар по талонам, но как только поступит дефицитный товар, весть о нем разнесется по округе быстрее ветра, только бы успеть припрятать килограмм себе.
– Марина, когда ждать-то чего-нибудь путного?
В магазин ввалилась грузная пенсионерка с авоськой, которая жила неподалеку.
– Тетя Валя, к обеду обещали, но пока нет ничего, вы же видите…
– Надо будет очередь занять…
– На улице и занимайте сколько хотите. Если к обеду и привезут, пока примем товар, а там с двух до трех перерыв, так что раньше начала четвертого в магазине делать нечего! – продавщица, окинув взором стеллажи с пакетами поваренной соли, сухарей и сушек, от безделья принялась поправлять маникюр.
– А кушать что? Обед из топора варить? – вздернула густо накрашенные химическим карандашом выщипанные брови напористая Валентина.
От нахлынувшего беспокойства все ее большое тело заколыхалось и задрожало.
– Ой, скажете, теть Валь, вы вчера ноги брали, студень сварите пока…
– И точно, пойду, что зря глаза мозолить, – тетя Валя, взглянув на стеллаж, заставленный эмалированной посудой и гранеными стаканами, с пустой авоськой, прихрамывая, поплелась в старых резиновых сапогах к выходу.
– Ну, как дела на личном фронте, Мариш? – выглянула из подсобки бухгалтер Алевтина.
– Вчера своему благоверному сказала про развод, – отозвалась Марина, не отвлекаясь от подпиливания ногтей.
– И чё?
– Съел. Алевтина, ну сколько можно терпеть это бесконечное пьянство?
– Думаешь, развод что-то изменит?
– Не изменит, так хоть с меня ноша свалится. Не работает, не помогает, мозги последние пропивает, не помню, когда Оксанку трезвым видел, папашка липовый… Сколько уж живем порознь… Не то замужем, не то разведенка.
