Средневековая сказка о странной любви
– Эй, глухие ли вы? Мы и хотели знать лишь, дома ли госпожа фон Готтен! – неожиданно громко раздался хриплый голос за высокими окнами замка.
– Пошёл прочь, оборванец! Станем мы ради тебя госпожу беспокоить!
– А я не с пустыми руками и не без дела! У меня подарок для неё!
– Да ты, мужик, видно, не понимаешь! Вот я тебя сейчас одарю! – радостно-злобно захохотал стражник, и вслед за тем раздался крик боли.
– Эй, что там, Томас? – Анна, заинтересовавшись, наконец высунулась в окно. На ярко залитом полуденным солнцем широком дворе рослый страж держал за шиворот оборванного мужика, рядом подскуливала его толстая баба в грубом сером платье. За её юбку испуганно прятался лохматый ребёнок. Все взгляды были обращены на Анну.
– Да вот, госпожа графиня, бродяги какие-то утверждают, что у них есть что-то интересное для вас, мол, вы будете рады!
– Да? Интересно, и что же это? Отпусти их, Томас! Подойди сюда, мужик! – и свесилась в окно, ничуть не стесняясь богатой ночной сорочки и неприбранных волос – чего своих же крестьян стесняться!
Мужик робко приблизился к окну и встал, задрав голову и теребя шапку в руках. Анна с отвращением заметила его грязные, нечёсаные лохмы и гадкие пятна на одежде.
– Говори же! А то ты уже всё равно имел наглость разбудить меня! – и внушительно нахмурила брови.
– Госпожа… – нерешительно помявшись, начал мужик. Посмотрел по сторонам и вдруг решился: – Госпожа пресветлая графиня! Я ваш крестьянин Симон Вертушка из деревни за озером…
– Короче! – перебила его графиня и нахмурилась ещё сильнее. – Говори прямо, чего ты хочешь, не тяни!
– Да-да, вы уж простите, по глупости ведь я… – заторопился испуганный мужик, окончательно растеряв первоначальную наглость.
– Помилуйте, добрая госпожа! – выпрыгнула вперёд его дородная баба, волоча за собой грязного мальчишку. – Пропадаем ведь!
– Уйди, дура! – замахнулся на неё муж с перекошенным лицом.
– Нет, пусть говорит! – повелела Анна, неожиданно обнаружив, что мальчишка – не ребёнок вовсе, а просто карлик. Он молча уставился на Анну, щуря против солнца большие печальные глаза, и поклонился, забавно приложив к впалой груди маленькие ручки. Оба – и госпожа, и карлик – изучали друг друга с одинаковым любопытством, в то время как баба слёзно заливалась, скрипя и подскуливая: