В синеве прозрачного неба, широко раскинув иссиня-черные крылья, парил ворон. Он был огромен, больше сажени в длину и не меньше двух в размахе. Однако высота скрадывала размеры, и с земли птица казалась самой обычной. Разве догадаешься, подняв глаза, что летит она не в сотне саженей над головой, а в добрых трех верстах?
Впрочем, здесь, средь дебрей в верховьях Камы, на него и смотреть-то было некому. Зверью дикому небесные птицы без интереса, а селений людских тут так мало, что от веси до веси неделя пути выпадает, не менее. А уж города и вовсе в диковинку.
Чуть накренив крылья, ворон скользнул над извилистой рекой, местами сверкающей ледяной коркой, а местами все еще бодро журчащей под солнечными лучами, и спикировал в урочище между холмами, ощетинившимися крутыми скальными отрогами. Сделал широкий круг вокруг одинокого серого дымка, уходящего из-под березовых крон вертикально вверх, решительно нырнул, скользнул над самой травой, сложил крылья и кувыркнулся через голову, стремительно оборотившись в крепко сбитого седого старика с бледными, выцветшими глазами, коротко стриженными волосами и смуглым морщинистым лицом, одетого в кожаные штаны и куртку безо всяких украшений.
– Доброго тебе дня, мудрый Липин по прозвищу Карнаух, – Олег Середин потер запястье, больно обожженное крестиком, плотно примотанным к коже. Колдун был силен, и православный оберег буквально полыхал огнем, хоть снимай его и в карман на время клади. – Я тут лист брусничный с иван-чаем как раз заварил. Попьешь горячего?
– Благодарствую, ведун, не откажусь, – повел плечами гость. – Холодно наверху ныне, насквозь ветром пробирает…
– А чего же ты ждал, Карнаух? – усмехнулся Олег. – Зима… Снега вот только отчего-то нет. Морозы первые еще неделю назад ударили. Седмицу, в смысле.
Он скинул с котелка кусок толстой замши, укрывавшей варево, тонкостенным ковшиком черпнул чаю и двумя руками уважительно протянул корец гостю. Тот принял, отпил пару глотков, довольно крякнул:
– Ароматный-то какой! Сто лет чая настоящего не пробовал.
– Нешто наколдовать не мог, коли по угощению такому соскучился? – удивился ведун. – Тебе же вроде как любые чары подвластны!
– Хороший чай, он ведь со стебля по первоцвету срывается, ночь во влажном подполе выдерживается, опосля юной девственницей в ладонях перетирается, на брожение на неделю оставляется, потом пережаривается и в кладовой медовой до готовности высушивается… – со знанием дела перечислил Карнаух. – Рази чародейством сие все повторить возможно? Сие само по себе есть дивное колдовство!
