Я резко нажимаю на тормоз. Слышу визг шин. Наверняка колёса оставляют след из черных полос на асфальте. Но машина не останавливается; из-за заблокированных колёс, она сворачивает влево и, словно игрушечная, взлетев, переворачивается, отбивая бока себе и мне. В лицо со свистом бьёт подушка безопасности. Осколки выбитых стёкол чиркают по моему лицу. Кувыркнувшись в последний раз, машина приземляется вверх колёсами. Я повис. Ремень безопасности сильно впивается в тело, трудно дышать, я пытаюсь шевельнуться, по телу проходит волна боли, я чувствую себя отбивным мясом. Окровавленный нос улавливает запах бензина, гремит взрыв, тело охватывает нестерпимая боль, а потом наступает темнота.
Я открываю глаза, на мне белоснежная рубаха на подобии крестильной. В руках бумага, а на ней красивым почерком выведена арабская цифра четыре…
Куда я попал?
Вокруг снуют люди в таких же длинных рубахах и с бумагой в руках. Босиком. У каждого из них разные цифры, но всегда двух или трёхзначные, а то и больше. Гудит гул голосов. Мы находимся в помещении, напоминающем большой вокзал со скамейками.
– С прибытием, – говорит мне голубоглазый, темноволосый сосед, сидящий рядом.
На его бумаге я замечаю цифру сто тридцать.
– Где мы?
– Ты ещё не понял?
– Должен? – возмущаюсь я.
– Что последнее ты помнишь?
Я вспоминаю, что попал в аварию.
– Я умер?
– Аллилуйя, – улыбается незнакомец.
– И все они тоже? – показываю я на толпу мужчин и женщин в белых одеяниях.
– И ты, и они, и я.
Я не расстраиваюсь. На мне лежит огромный долг, не выплаченный подпольному казино. Если б не авария, за меня взялись бы коллекторы. Я даже чувствую сладостное облегчение.
– А что это за бумага? – показываю глазами на свой лист.
– Я тут хоть и давно, но не настолько, чтобы знать ответы на все вопросы.
Я киваю.
– Мы типа в чистилище?
– Очевидно, да.
Снова киваю.
– Что значит давно?
– Ну, – незнакомец пожимает плечами, и свободной рукой показывает на большое количество одинаковых дубовых дверей вокруг нас. – Часов нет, окон нет, только сплошные двери. Я определяю время по тому, сколько народа ушло через эти двери. Очень много.
– А куда ведут все эти двери?
– Думаю, туда, где нас будут судить.
Киваю.
– А почему тут нет детей? – спрашиваю.
– Не знаю, – пожимает плечами голубоглазый сосед, – видимо, детей принимают в другом месте.
