ПРОЛОГ
Старый шаман ошибся на год.
-
Темноволосая девушка, лет семнадцати, до сих пор внешне
решительно шагавшая по пешеходной дорожке пригородной,
фабрично-заводской части города, сделала ещё пару уже неуверенных
шагов и остановилась.
Серая машина, незаметно следовавшая чуть позади, тоже встала на
месте.
Не считая мрачной раскраски на лице - сплошь чёрные тени на
верхних веках, чёрные стрелы вокруг глаз и чёрная помада на губах,
девушка была одета просто - в современный наряд готки: длинное до
пят лёгкое чёрное пальто распахивалось при ходьбе, открывая чёрный
же, но уже джинсовый комбинезон; довершали наряд изящные сапожки на
каблуках. Гитарный футляр за спиной и серый меховой воротник на шее
плохо сочетались с общим обликом. Выглядела она в этом районе
плотно скученных каменно-металлических коробок-домов не столько
странно, сколько вызывающе для его жителей, для вечно усталых глаз
которых тяжёлый серый день был привычен...
Девушка, несмотря на путь, пройденный пешком в несколько часов,
всё ещё яростно раздувала ноздри прямого носика и явно злилась на
кого-то или на что-то. Правда, сейчас злость уходила, уступая
некоторой опаске, а то и насторожённости перед теми, кто заступил
ей дорогу. Пока она ничего не боялась - кажется, в странной
уверенности, что её не тронут.
Но эти ребята настроены были просто: чужачка, появившаяся в их
районе, должна либо поплатиться за своё "незаконное" проникновение
сюда, либо - "заплатить за прописку". Естественно, каким угодно
образом. А чтобы девушка поняла это отчётливо, её окружили,
ухмыляясь и откровенно рассматривая...
Последнее недолго. Сначала в сторону полетел футляр. Из него
выпала гитара - её подобрали двое и, гогоча, грохнули инструмент о
бетонный приступок ближайшего дома. Ещё двое явно решили по-своему
позабавиться с девушкой. Кажется, их заводило, что девчонка не их
поля ягода - ясно было, что из богатеньких. А ещё - что одна (в
таком районе!) и смеет сопротивляться хозяевам улиц.
- Господин, потом может быть поздно, - тихо сказал водитель
серой машины.
Сидевший рядом с ним высокий сухощавый мужчина, поразительной
красоты, беловолосый и сероглазый, не оборачиваясь к нему,
поморщился: прислуга позволяет себе такую вольность, как давать
советы? Хоть и недовольно, но выговорил:
- Пусть прочувствует.
