– Ефимка, поди сюда. Подбрось веток в огонь, сынок. – Старый казак перевернулся с боку на бок, сильнее натягивая на себя овчину. – Ох и холодные тут ветра за Урал-камнем, – пробурчал он.
Ветер и впрямь был холодный и быстрый, он, словно по таинственному и темному речному коридору, устремлялся вдоль стены леса, опоясывающего берега реки. Ефимка, худощавый мальчишка в рваном тулупе, случайно приставший к казакам, подбежал к костру и закинул в него несколько рубленых сучьев. Костер запылал ярче, освещая приткнувшиеся к извилистому берегу Туры казачьи струги. Большие и неповоротливые суда были сильно нагружены различным скарбом, отчего их борта чуть ли не касались воды.
– Дядя Митяй… – Ефимка осторожно потрепал за овечью шкуру, которой укрылся старый казак. – А, дядька Митяй…
– Ну чего тебе, бесененок? – Из-за куска овчины высунулась бородатая голова.
– Тут давеча за лесом лошади ржали… – Мальчонка указал на гору за рекой, покрытую вечнозеленым лесом.
– Ну, то вогулы али еще какие инородцы, – широко зевая, ответил казак. – Сбегай, коли не спится, до дальнего дозору, скажи: пущай не зевают.
Ефимка кивнул головой и исчез в темноте.
– Однако странно, да? – пробурчал казак, ворочаясь под овчиной. – Лошади ржали, а от дозора гонца не было. Поди, случилось чего, пожаловали нехристи, а мы тут спим-почаваем, прости, Господи. А как поди нагрянут вогульцы или кучумцы, враз здесь всех во сне и порешат.
Он откинул овчину и протер глаза. Над Турой стелился белый туман. Знать, холода скоро придут. Тура встанет льдом, и придется становиться на зимовье, как на Тагил-реке, что сейчас не входило в планы казачьей экспедиции.
Зима за Урал-камнем приходит рано. Уже чуть успел облететь желтый осенний лист, так начинают пролетать первые снежинки, предвестники скорого ледостава. И на многие версты вокруг лишь поникшая в ожидании лютой стужи вечнозеленая тайга да пробирающий до костей вой голодных волчих стай.
Дядька Митяй толкнул ногой казака, спящего неподалеку и издававшего такой махровый храп, словно враз выстрелил с десяток пищалей.
– Серго, вставай, черт усатый.
Казак под овчиной, из-под которой торчали только его кожаные сапоги, даже не пошевелился. Казак Митяй сплюнул на траву остатки табачинки, попавшей в рот, и вновь пнул скрюченную фигуру под овчиной.