Да исправится молитва моя
Яко кадило пред тобою…
– Нас мама учила: на мужчин нельзя даже взглядывать, нельзя смотреть в глаза. Ведь когда встречаешься взглядом – это уже взаимодействие.
– Да? А я всегда… взаимодействую.
(из разговора двух подруг)
В этот день, когда она, преисполненная решимости, пришла на первую в своей жизни исповедь, дверь храма была закрыта.
– Что за безобразие! Сергий уехал – и нет никакого порядка! – проворчала рядом крупная сердитая старуха.
Она посмотрела на часы.
– Не волнуйтесь, ещё без пятнадцати девять.
Старуха взглянула на неё зло и подозрительно, и сердито отмахнулась, как от мухи:
– Молчите, если не знаете.
В этот день всё имело свой смысл и цену. Она знала, что злая сила, так долго державшая её в плену, не захочет отступить без боя, поэтому всё объяснимо: и запертая дверь, и ворчание старухи…
Но – было такое прекрасное солнечное утро в самом начале весны. Утро пробуждения к новой жизни. Да, так случилось: она прозрела и бросилась в храм. Исповедь и Причастие сейчас были необходимы, как воздух, как сама жизнь!
Откуда-то появился молодой человек в синем служебном халате. Молодой, но по православному – с усами и бородой, отливавшей рыжим в первых солнечных лучах. Он неторопливо поднялся по ступенькам храма и большим старинным ключом отпер тяжёлую, окованную железом дверь храма Воскресения Христова.
«Символично!» – подумала она, вступая под церковные своды.
Прими меня, Господи! Я так страдаю! Я так виновата пред Тобой!
Она уже однажды пыталась исповедоваться – без осознания необходимости, просто под давлением крёстной и пока не спеша тянулось время беременности. И надо же так случиться – пришла в храм в день родов! Она простояла тогда почти всю службу, поглядывая то в один, то в другой угол храма, но так и не поняла тогда, где и когда будет происходить исповедь. Схватки (она не понимала ещё, что это они и есть) становились всё сильнее, и она вынуждена была пойти домой, так и не получив того, зачем пришла.
Теперь, чтобы не повторить ошибки, она подошла к тому служке в синем халате – он спокойно сидел на скамейке, что шла вдоль стены в центральной части храма, – и спросила: