Не зря меня терзали смутные сомнения – директор мой новоприобретённый кинул меня ещё до начала моей деятельности. Когда я в первый свой рабочий день в конторе с диким названием «ПКТИТП» вошёл в директорский кабинет, его владелец – Лаба́зов Властимир Петрович, состроив грустную мину на своей продувной физиономии, заявил:
– Извиняй, но министерство не пропустило твою кандидатуру на начальника отдела, говорят, суки, мол, беспартийный, то… сё… Пока могу тебя только заведующим сектором взять, но ты не переживай, месяц-другой, всё устаканится, и мы тебя пропрём на должность. В этом будь спокоен.
И в самом деле, чего беспокоиться – обманул ещё до порога и высматривает хитрыми зенками, как я отреагирую. А как тут реагировать? Понимает паскудник, что в угол меня загнал – возвращаться западло, оставаться и работать под началом такого прохиндея – тоже то ещё удовольствие, но делать было нечего, и я ответил:
– Ну что ж делать, поработаем.
Властюша оживился:
– Ну и ладненько, сейчас с главным инженером поедешь в свой отдел, они сидят не в нашем здании.
В кабинет директора вошёл главный инженер – Шалыгин Юрий Иванович, мы поздоровались, вышли вдвоём из здания, прошли пешком по Лесной до улицы Горького, сели в троллейбус и покатили к месту моей работы. Отдел, в котором мне предстояло трудиться, располагался в Брюсовом переулке, минутах в десяти езды от основного здания.
Зайдя во двор старинного серого здания, мы вошли в подъезд, спустились по ступенькам – отдел располагался в полуподвале, и вошли в помещение с изрядно обшарпанными стенами. Прошли по пустому коридору, Юра завёл меня в пустой кабинет, сказав:
– Подожди здесь, – куда-то исчез.
Я стоял, оглядываясь: двухтумбовый стол, стоящий в кабинете, шкаф, какой-то самодельный деревянный стеллаж, подоконник и всё свободное пространство пола были завалены какой-то рухлядью, бесчисленным количеством папок, набитых бумагами, пожелтевшими рулонами чертежей, каким-то немыслимым тряпьём и ещё чёрт знает чем.
Потихоньку комната стала заполняться людьми, которые с любопытством разглядывали меня, последним вошёл мужик невысокого роста, у которого один башмак был перевязан верёвкой, поскольку его подошва была практически полностью оторвана.
Я стоял, смотрел своих новых коллег, признаться, их вид меня изрядно удивил. Мне немало приходилось работать и бывать примерно в таких же коллективах, но такую затёртую, зашарпанную, неряшливо одетую публику, трудящуюся в конструкторско-технологическом отделе я видел впервые. Вспоминая вечером эту встречу, я не мог воскресить в памяти, сколько в отделе мужчин и женщин, все были какие-то бесполые, а в отделе работали практически одни бабы и было четыре мужика – отсутствующий начальник Акимов, зав. технологическим сектором Юра Дубинин, зав. конструкторским Виктор Иванов и Женя Зуев. Но у всех моих коллег был какой-то безнадёжный, замыленный, равнодушный взгляд, какой, наверно, бывает у заключённых, много лет находящихся вместе в одной тюремной камере и не ожидающих скорого выхода на волю. Мне стало понятно, почему директор на мою просьбу посмотреть, с какими людьми мне придётся трудиться, ответил:
