Саша изо всех сил вжимался в ледяной склон окопа, твердя про себя, что все происходящее вокруг – лишь сон и ничего общего с реальностью не имеет. Весь этот тысячеголосый вопль, взрывы, стоны, выстрелы, яростный мат, сливающиеся в один рокочущий грохот, ему лишь кажутся, как и стылая глина окопа, ядреный, ни на что не похожий настой, тоже смешанный из множества компонентов, среди которых запахи сырой развороченной земли, крови и пороха – самые безобидные…
– Чего припух, мать твою так и разэтак! – раздалось над ухом, чья-то сильная рука яростно встряхнула Сашу, выдернула из уже казавшейся уютной и родной ямки, и, развернув лицом к УЖАСУ, ткнула в сиротливо лежащую на бруствере винтовку, прямо в присыпанный охряными кусочками приклад. – Под трибунал захотел? Стреляй, давай, тудыть твою растудыть! Не видишь – прут гады напролом!
Неведомый «благодетель» перестарался, с силой приложив юношу лицом об окованный истертым до белизны металлом затыльник приклада, но эта неожиданная боль подействовала отрезвляюще, будто ушат холодной воды смыла хотя бы на время липкий страх за свою шкуру. Вспомнив вызубренное наизусть наставление, Саша вцепился в холодный металл скрюченными пальцами и лихорадочно задергал рукоять затвора.
– Во! Ожил! – одобрительно пробасил сзади «благодетель». – Чего дергаешь, дубина стоеросовая? Поверни, поверни рукоять-то!
Саша послушно повернул металлическую ручку с шариком на конце, дернул, и из казенника вылетел, кувыркнувшись, целый патрон. Только тут, с запоздалым раскаянием, он понял, что так ни разу и не выстрелил с начала атаки.
«Трус! Трус!..»
Страх ушел без следа. Остался лишь стыд и злость на себя, «ворошиловского стрелка» и активиста Осоавиахима. Ни разу не выстрелить по врагу! Ни разу! Стоило рваться на фронт, подделывать год рождения, чтобы вот так, позорно…
Стиснув зубы, он рывком дослал патрон, влился в приклад и повел мушкой, выискивая цель – совсем нестрашную отсюда крошечную серую фигурку, едва различимую на фоне дымного марева. Тронул подушечкой указательного пальца спусковой крючок и плавно, как в тире, потянул…
– Молоток! Так и надо с ними! А ты нюни распустил… Они – такие же люди, как и мы. Они нас, а мы их, понял?
Саша мелко-мелко закивал головой, снова передергивая затвор, а матерщинник сунул ему прямо под нос патрон. Наверное, тот самый, неиспользованный.