Все началось в ноябре, темным дождливым вечером. Вернее, это был еще не совсем вечер – всего каких-нибудь пять часов! Летом в такое время еще можно загорать. А тут – темнотища, холод, и с неба сыплется не то морось, не то снежная крупа.
А у меня за плечами – тяжеленный школьный рюкзак, потому что сегодня было семь уроков и еще я взяла в библиотеке две книжки. И весит рюкзак килограммов десять, как у туриста. Разогнуться невозможно.
И я решила подъехать домой на троллейбусе.
Ждать пришлось долго. Проходили маршрутки, но все переполненные – люди в них стояли, скрючившись под низкой крышей. Собралась толпа, я уже стала жалеть, что не отправилась сразу пешком. И тут подошел троллейбус – набитый, как бочка с селедками.
В троллейбусе был скандал.
Я так и не узнала точно, что произошло. Там ехала цыганка с цыганчатами – может, они обидели эту тетку, или тетка сама на них взъелась, но когда открылась дверь, цыганчата посыпались, как из мешка, а тетка выскочила на тротуар и закричала не своим голосом:
– Заберите этих щенков! Чтобы они сдохли! Чтобы вы все повыздыхали!
У меня всегда мурашки по коже, когда кто-нибудь так кричит. Вот у нас биологичка тоже… Когда она начинает орать, мне хочется не то убежать и спрятаться, не то вообще исчезнуть и не жить на свете. Ненавижу биологию.
А эта тетка кричала стократ хуже биологички. И мне захотелось не спрятаться, а… Сама не знаю. Подойти и встряхнуть ее за воротник? Так я и до воротника не дотянусь, она здоровенная, а я – от горшка два вершка.
Вся толпа от этой тетки брызнула в разные стороны. А я наоборот. Я к ней подскочила, и…
Мне расхотелось ее трясти. Она же только пуще разозлится. Поэтому я просто посмотрела ей в глаза и сказала:
– Нельзя так злиться. Нельзя!
И провела рукой, как будто вытирая запотевшее стекло.
И вот тут меня мурашки пробрали от затылка до пяток и в голове что-то сжалось. Сама не знаю, как так вышло. Тетка перестала кричать: глаза у нее раньше были мутные от ненависти, а теперь стали нормальные. И она заморгала, будто проснулась. Будто с нее сдернули черное непрозрачное полотнище, и она увидела фонари вокруг, людей, меня…
Тогда я быстренько повернулась и, чтобы не видеть здесь никого и чтобы меня не видели, побежала по улице домой. Подумаешь – две остановки.