Любое путешествие всегда, как небольшой спектакль. Города, словно герои театральной постановки – лица и характеры выпуклы, поведение узнаваемо, а за их привычками, перерастающими в характер или даже в судьбу, мы, зрители частенько узнаём самих себя. Наблюдая калейдоскоп действующих лиц на этой сцене, частенько поражаешься многообразию характеров и образов, которое не под силу создать порой гениальному драматургу.
Иногда амплуа актеров со временем меняются, и вот уже торгашеская и распутная Венеция на каком-то из своих карнавалов вдруг оказывается в маске города-романтика, забыв потом её снять. Протестантский, пуританский трудяга Амстердам вдруг начинает играть роль общеевропейского «секс-символа», а набожная католическая Прага неожиданно надевает колдовской колпак для роли ведьмы в детском спектакле.
Есть актеры, которые в масках не нуждаются, иначе фальшь зритель почувствует сразу. Они не играют, они живут на сцене. Таковы Рим, Флоренция, Лондон…, подумав, список можно продолжить.
Путешествие – способ самопознания. Мысль не нова, да и способ известен, но пути осуществления его разные. Один из них – посмотреть на персонажи городов пристально, в театральный бинокль, придя на спектакль, который играется сразу, «набело», без прогонов и репетиций, под руководством гениального режиссера, имя которого – Время.
Милан – очень одинокий мужчина. Его безупречный вкус и умение одеваться оказали ему плохую услугу. За этим внешним качеством все забыли о его остальных талантах: музыкальных, художественных, забыли его близость к Гению, забыли о двойном гражданстве. Сын, воспитывавшийся в двух блестящих семьях, он уже разуверился в искренней дружбе, стал недоверчив и немного мелочен, сдирая дань с визитёров в виде огромных цен. Изменить себе, скинув свой стильный костюм, он уже не в силах, как бы ни хотел. Это желание таится у него глубоко в душе, в его Дуомо, там где стоит скульптура святого Варфоломея с содранной кожей.
Флоренция дама высшего круга. Она сама выбирает для себя окружение: любовников, верных поклонников, не рассчитывающих на взаимность, кредиторов, слуг или стражу. Выбирает друзей и даже врагов. От Данте до Савонаролы, от банкиров-меценатов до аристократа-алкоголика из последних Медичи – диапазон велик, а Флоренция неизменна. Она выбирает гениев-мастеров, которые будут украшать её драгоценными ожерельями, да так, что спустя века, мы не замечаем её морщин. Она выбирает даже святых, которым поклоняется, размещая их по значимости для себя вдоль вертикали фасада божественного Дуомо. И глядя на него, понимаешь, что в её душе человек со своими страстями и грехами всегда выше бога.