Сахарная империя. Закон против леди

Сознание возвращалось медленно, словно выплывая из густого тумана. Первым пришло ощущение: мягкость шёлковых простыней, прохладных и гладких, пахнущих лавандой. Потом тяжёлый, терпкий аромат, похожий на запах сушёных трав и старых книг, тех, что годами пылятся на дубовых полках в забытых библиотеках. И только потом свет: тусклый, пасмурный, пробивающийся сквозь неплотно задёрнутые шторы и расчерчивающий бледными полосами незнакомую комнату.

Я открыла глаза.

Высокий потолок с причудливой лепниной: гирлянды цветов, переплетённые ленты, пухлые купидоны в углах. В центре комнаты возвышалась массивная хрустальная люстра, и в ней горели свечи, настоящие свечи, не электрические лампочки, их огоньки трепетали от невидимого сквозняка, отбрасывая на стены беспокойные тени. Стены были обиты шёлковыми обоями цвета слоновой кости, а в воздухе плавали пылинки, золотившиеся в скудном свете.

— Мадам Катрин, слава небесам, вы очнулись!

Голос донёсся откуда-то сбоку, молодой, звонкий, полный искреннего облегчения. Я повернула голову, и в поле зрения возникла девушка в накрахмаленном чепце и простом сером платье с белым передником. Её круглое лицо сияло радостью.

— Мы уже начали думать, что вы...

— Мэри!

Второй голос, резкий, властный, оборвал её на полуслове. Пожилая женщина в строгом тёмно-синем платье шагнула вперёд, и я заметила, как её седеющие волосы туго стянуты в пучок на затылке. Не единого выбившегося локона.

— Следи за языком.

— Простите, миссис Хэдсон.

Девушка торопливо присела в реверансе, и её накрахмаленные юбки зашуршали, как сухие листья.

Катрин. Они назвали меня Катрин.

Я открыла рот, чтобы возразить, чтобы назвать своё настоящее имя, но слова замерли на языке. Имя… оно было где-то рядом, на самом краю сознания, но стоило потянуться к нему, и оно растворялось, как утренний туман под солнцем. Я знала, твёрдо знала, что Катрин не моё имя. Но своё собственное вспомнить не могла.

— Где... — голос прозвучал хрипло, незнакомо, будто принадлежал кому-то другому. Я откашлялась и попробовала снова: — Где я?

Попытка приподняться оказалась ошибкой. Мир взорвался болью: острой, пульсирующей, пронзившей правую ногу от бедра до щиколотки. Одновременно затылок словно раскололся надвое, и я упала обратно на подушки, задыхаясь, не в силах пошевелиться. Перед глазами поплыли тёмные пятна, комната накренилась, и несколько мгновений я могла только лежать, хватая ртом воздух и пережидая накатившую дурноту.