Уральский Дозор: Ключ земли

Данный текст изъят из открытого доступа. Ночной Дозор.

Данный текст изъят из открытого доступа. Дневной Дозор.

Вернуть дело под гриф «совершенно секретно». Инквизиция.

Часть 1. Белая пешка.

Пролог

— Долги свои платить надо, — стоявший у окна чернявый, похожий на жука мужик затянулся папироской.

Комнату заполняли клубы табачного дыма. Нестиранным тюлем они почти скрывали облупившуюся на стенах краску и густые паучьи сети в углах. Несмотря на то, что за окнами чернильной пеленой сгустилась ночь, в комнате были людно. За столом, на котором стояла бутылка «Столичной» да нехитрая снедь вроде соленой капусты, кильки в томате и нарезанного черного хлеба, сидели двое. Хозяин, крепкий мужчина с чуть тронутыми сединой висками, закатав рукава тельняшки, оперся локтями о стол. Напротив на табурете устроилась старушка — божий одуванчик. Она то и дело промокала глаза, слезившиеся не то от табачного дыма, не то от старости, уголком темного платка, укрывавшего ее седые волосы.

Прикрывая сухонькой ладошкой рот, старуха закашлялась.

— Захарушка, хоть окно открой, чтоб дым вытянуло, — обратилась она к чернявому, но тот лишь криво ухмыльнулся в усы.

— Зачем собрал, Казак, не тяни уже, — хозяин дома рывком опрокинул стопку и, закусив капустой, хмуро взглянул на курящего.

— До чего же ты шустер, Никитка, — ухмыльнулся Казак, поправляя смоляные кудри. — Когда меня долой отрядили, так же лихо сбежал, поджавши хвост?

— Не сбегал я, — огрызнулся оборотень.

— А чего тогда меня не нашел? — в голосе казака Захара послышались стальные нотки. — Ну, отвечай.

Никита отвел глаза.

— Молчишь? То-то же, не тявкай за зря. А вот и последний, — оживился Казак, оборачиваясь к сеням, — давай, Никита, впусти его. Неприлично гостей за порогом держать.

Оборотень неторопливо поднялся из-за стола, пошаркал по деревянному незастеленному полу и скрылся в сенях. Старуха, оставшись один на один с Захаром, заерзала.

— Что, старая? Припекает? — ласково спросил чернявый Захар, заметив это. — Когда прочь гнала, поди и не думала, что вернусь?

— Для твоего же блага гнала, Светлые тогда совсем остервенели, — ответила старуха.

— Ой ли? — Казак прищурился, щелкнул пальцами, и над ними заплясал огонек, тревожный и алчный до всего, до чего дотянется.

— Стара я стала для ночных посиделок, — ведьма поджала губы и как бы невзначай отодвинулась подальше, — мне бы домой, — голос ее прозвучал неожиданно жалостливо.