Тишина была его творением.
Алексей Воронов стоял один в центре партера, в сердце своего
magnum opus – Концертного зала «Абсолют». За стенами из
тонированного стекла бушевала светская суета: рекой лилось
шампанское, звенели бокалы, вспыхивали камеры. Там праздновали
его триумф. Министры пожимали руки инвесторам, критики
наперебой расхваливали акустические панели из карельской березы, а
дирижер, чье имя уже гремело на весь мир, называл этот зал
«скрипкой Страдивари в мире архитектуры».
Алексею было на это плевать.
Он закрыл глаза, вслушиваясь. Не в музыку, не в разговоры. В
тишину. Он слышал ее так, как другие слышат симфонию. Вот едва
уловимый гул системы климат-контроля на частоте в 50 герц –
идеально откалиброванный, чтобы не вступать в диссонанс с басовыми
инструментами. Вот слабое эхо шагов охраны в фойе – отраженное от
мрамора и поглощенное звуковыми ловушками в коридоре, оно доходило
сюда лишь призрачным шепотом. Он мог по этому шепоту определить, из
какого именно мрамора сделан пол и примерный вес охранника.
Это был его мир. Мир упорядоченных частот, рассчитанных
ревербераций и предсказуемых волн. Мир, где хаос можно было
обуздать математикой и правильными материалами. В свои сорок два
года Алексей был гением в своей узкоспециализированной области –
акустической архитектуре. Он мог заставить звук танцевать, умирать
или жить вечно в пределах одного помещения. Но за его пределами, в
мире человеческих взаимодействий, он был глух и беспомощен. Пустые
светские беседы казались ему лишь набором белого шума, а социальные
ритуалы – нелогичной и раздражающей какофонией.
Поэтому он был здесь, один, вдыхая запах лакированного дерева и
тишины, которую он лично спроектировал. Это было единственное
место, где он чувствовал себя дома.
И именно в этот момент его идеальный, выверенный мир
треснул.
Все началось со звука.
Это не был гул, рев или визг. Это была нота. Одна-единственная,
невероятно низкая, почти на грани инфразвука, но при этом
обладающая пронзительной, режущей чистотой. Она не пришла извне.
Она родилась прямо в воздухе, в самом центре его идеальной
тишины.
Алексей вздрогнул, открывая глаза. Его профессиональный инстинкт
взвыл от тревоги. Это было невозможно. Ни один источник в здании не
мог произвести такую частоту. Она нарушала все законы физики,
которые он знал. Нота вибрировала, заставляя его внутренности
сжиматься в тугой узел.
