Я всегда считал, что главное испытание – это, когда твоя карьера
идёт в гору. Ибо ты каждый раз должен доказывать и себе, и
окружающим, что достоин и заслужил.
Но настоящее испытание начинается тогда, когда взлетел слишком
быстро, и все вокруг начинают прикидывать и спорить, кто первый
дёрнет тебя за ноги вниз.
Утро понедельника началось с неожиданности.
Меня вызвали не во дворец, не в лейб-кампанию и не к Бестужеву.
А прямиком в Тайную канцелярию.
— Плохой знак, — тихо сказала Ника у меня в голове.
— Спасибо, утешила, — пробурчал я. — Может, просто
пригласил на чай?
— На чай в Канцелярию? Ты серьёзно?
Фельдъегерь принёс короткий рескрипт: «Предписывается господину
камергеру и премьер-майору Николаю Васильевичу Соколову прибыть
немедля». Без объяснений. За подписью самого Ушакова.
Я задумчиво покрутил бумагу в руках. Чин камергера подчёркнут —
мол, мы тебя признаём, но и премьер-майор тут же рядом, напоминая:
ты всё ещё в строю и при желании можешь быть строевым офицером, а
не придворным любимцем.
Или я просто себя накручиваю, и тут нет никакого двойного
толкования. Просто вызов на беседу?
Что я сделал такого, чтобы заинтересовать Тайную канцелярию?
Список получался слишком длинным.
Клубные «снадобья», которые уже стали мерилом дружбы и
вражды.
Проект банка, где я хапнул себе контрольный пакет.
Клуб, куда собирались все, кто имел хоть какие-то амбиции.
Французские деньги и письма, которые я вроде бы должен был уже
сдать Бестужеву.
И, наконец, София Августа Фредерика, которая вот-вот станет
Екатериной Алексеевной.
— Ника, и что ты думаешь?
— Думаю, что придётся выкручиваться.
— Конкретнее?
— У меня нет данных. Ушаков вне твоего инфополя. Слишком
много переменных. Вот повстречаетесь, там может и получится
составить анализ ситуации.
Мало информативно, но зато честно.
В том же здании в Петропавловской крепости, где я уже когда-то
навещал Александра Ивановича Шувалова, в этот раз пахло сыростью и
чернилами.
Меня провели не в общую приёмную, а в маленькую комнату с
решётками на окнах. Вежливо предложили подождать на жёстком стуле.
Ну и промариновали почти полчаса, чтобы созрел для душевного
разговора. Всё по классике.
Вот оно, новое поле игры. Здесь мои регалии ничего не стоят.
Ушаков добился в своё время полной независимости Тайной канцелярии
от Сената и мог тут творить что угодно, не взирая на титулы и чины,
прикрываясь тайными расследованиями в интересах империи. Тут нет ни
красных мундиров гвардии, ни блеска парадных залов. Здесь власть
обнажена и холодна, как клинок. И моё очередное испытание, видимо,
будет не самым лёгким.
