— Да ну его, право слово, к лешему. Нет.
У Фёдора Игнатьевича опустились уголки губ. Не слишком низко,
просто вот только что они были на пике, а тут — приняли среднее
положение. Он всегда начинает разговор с улыбкой, оптимист,
прости-господи.
— Послушайте, — сменил он заодно и тон, — я смирился с тем, что
вы живёте на полном моём иждивении, но у меня молодая дочь, и я
никак не могу объяснить вашего присутствия в доме. Слухи уже
поползли, моя репутация… Впрочем, бог с ней, с моей репутацией.
Репутация Татьяны под угрозой! Для юной девушки репутация — всё.
Поэтому хотите или не хотите, но пришла пора стать полноценным
членом общества.
Фёдор Игнатьевич развёл руками и откинулся на спинку кресла.
Я покивал, смотря в сторону. Потом медленно подался вперёд,
заглянул Фёдору Игнатьевичу в глаза и произнёс:
— Объясните мне только одно. Вы кто такой, чтобы в подобном тоне
со мной разговаривать?
Глазки сразу забегали, губы беззвучно зашевелились, будто Фёдор
Игнатьевич вспоминал и проговаривал какой-то список. По сути, так
оно и было. Я люблю иногда устроить ему на мозг DDOS-атаку, чтобы
не расслаблялся. Человека надо в тонусе держать, а то он расклеится
совершенно.
Фёдор Игнатьевич — очень неуверенный в себе мужчина. Казалось
бы, это проблема, но он как-то умудрился выкрутить недостаток в
свою пользу. Создал себе этакую «зону уверенности». У всех
нормальных людей — зона комфорта, а у него — уверенности.
Выделился, в общем.
«Видал у него папки в кабинете? — ябедничала мне Танька, в
очередной раз погавкавшись с отцом. — У него там досье на каждого,
с кем он встречается! Пока он всё про человека не узнает — он с ним
будет сама вежливость и предупредительность, даже тапочки принесёт.
А потом уже смотрит по факту и вносит в таблицу. А по таблице у
него три основных графы: „ничтожество“, „ровня“ и „уважаемый
человек“. Таблицу он раз в месяц обновляет. Его ректором назначили
в середине сентября, так вышел конфуз. Он перед собственной
секретаршей две недели расшаркивался и заикался. Она привыкла, на
шею ему села. А он первого октября приходит и ка-а-ак рявкнет на
неё! Я так хохотала — чуть сознания не лишилась».
В общем, Фёдор Игнатьевич всегда твёрдо знал, перед кем нужно
лебезить, а на кого поплёвывать, ну и с кем за руку здороваться —
тоже, само собой. А тут я ему сбой системы устроил.
Кратковременный, конечно.