Я всегда считал, что элегантность — это синоним силы. Не грубая,
бычья мощь, что ломает стены, но утонченная, выверенная точность, с
которой раньше хирурги отделяли здоровую ткань от пораженной. Моя
магия была именно такой. Сегодня, стоя на выбеленных плитах
дуэльной арены Академии, я был воплощением этой философии.
Безупречно скроенный камзол цвета индиго, серебряная вышивка на
манжетах, волосы, уложенные с небрежной аристократической
точностью. Каждый мой шаг по направлению к центру круга был
выверен, каждое движение — прелюдией к симфонии разрушения, которую
я собирался исполнить.
Мой оппонент, Маркус, был полной моей противоположностью.
Выскочка с третьего курса, выходец из семьи мелких торговцев, чья
магия была столь же топорной и лишенной изящества, как и его
манеры. Он полагался на свои грубые, совсем не элегантные и
широкополосные заклинания огня, выплескивая ману так, словно она
была дешевым элем в портовой таверне. Выскочка! Он весть триместр
смотрел на меня с плохо скрываемой завистью и ненавистью. Сейчас же
я смотрел на него с совершенно нескрываемым, очевидным для всех
презрением!
— Готовы, господа? — пророкотал голос судьи, старого магистра
арканологии, чье лицо было похоже на иссохший пергамент.
Я кивнул, едва заметно склонив голову. Маркус же рыкнул что-то
нечленораздельное, сжимая в потном кулаке свой грубо отесанный
посох из тиса. Жалкое зрелище.
Сигнальный гонг ударил, и воздух задрожал. Маркус, как и
ожидалось, не стал тратить время на тонкости. Он взревел, и с конца
его посоха сорвался ревущий поток пламени. Пф-ф-ф. Как примитивно,
как энергозатратно. И совершенно неэффективно против того, кто
понимает истинную природу магии — против меня.
Я остался неподвижен, лишь едва коснувшись кистью воздуха — и
передо мной возник щит из чистого силового поля, прозрачный, словно
слеза младенца. Тонкое, почти церемониальное плетение, которому
меня обучал отец, не просто отражало удары, оно мягко поглощало их
и рассеивало. Пламя Маркуса скользнуло по барьеру, оставив на нём
лишь лёгкую рябь, словно камень, брошенный в спокойный пруд.
«Слишком предсказуемо, мой дорогой плебей», —
пронеслось у меня в голове. — «Ты тратишь силы, а я лишь
наблюдаю за твоей агонией».
Я ответил — но не огненным шаром и не молнией. Я выпустил три
тончайшие, словно иглы, эфирные стрелы. Они не искали разрушения,
их цель была точна и хладнокровна. Первая поразила его посох,
нарушив поток маны и заставив следующее огненное заклинание
захлебнуться и погаснуть. Вторая пронзила плечо, вызвав резкий
спазм, и посох выскользнул из рук. Третья… третья должна была
попасть в колено, лишить его возможности двигаться, завершить этот
фарс с надлежащим унижением для него и триумфом для меня.
