Ломы и штыковые лопаты с хрустом и звоном долбили промерзший грунт. Пламя газовой горелки жарко облизывало серую, превратившуюся в камень землю. Один из могильщиков время от времени использовал бензопилу, но толку от нее было мало – здесь слишком каменистый грунт. Мужик боялся, что затупит цепь, поэтому вскоре пилу убрали обратно в машину. Могилу копали уже несколько часов, и это несмотря на то, что предварительно на месте будущего захоронения был разведен костер. В итоге похороны задерживались на час. Народу пришло немного – человек двадцать, наверное, причем в основном соседи и те, кто знал отца по работе. Сам он слыл весьма нелюдимым и общался с кем-либо только по мере необходимости. Я, наверное, в него пошел.
Мы с Кэрол прилетели еще вчера, и я тут же арендовал машину – какой-то уродливый “Датсун” на всесезонной резине. После машин ковена ездить на этом было чем-то сродни пересадке с мотоцикла на велосипед. Вроде бы все функции те же самые, но все равно что-то не так. Не так едет, не та управляемость, не те габариты. В этой машине я чувствовал себя чертовски неудобно. Может, это просто с непривычки или я зажрался.
Мать встретила нас весьма сдержанно, но, увидев Кэрол, была приятно удивлена. Она-то думала, что я вообще конченый, наверное. Ни семьи, ни детей, непонятная работа – впереди меня, по ее представлениям, должны были ждать только улица и попрошайничество. Ну а как иначе? Образования не получил, бабу богатую не нашел, своей квартиры нет. Бомж натуральный, у которого черт знает откуда деньги берутся. Объяснить родителям, что я работаю геймдизайнером, было настоящей проблемой.
– Ну вот что ты делаешь? – спрашивала меня мама.
– Сижу перед компьютером, пишу разные документы, по которым потом художники рисуют картинки, а программисты делают логику игры.
– И за это сто тыщ платят?
– Бывает и больше, – с улыбкой отвечал я.
– Тут люди с высшим образованием на заводе с утра до вечера за двадцатку горбатятся, а он писульки пишет, – тяжело вздыхал отец. – Этой стране конец.
Ну да, ну да. По их старым и немного замшелым представлениям до сих пор выходило, что я должен был устроиться на завод токарем или инженером. Получал бы сейчас тысяч тридцать в провинции – это в лучшем случае, да и в Москву я зря уехал: ужасный город. Сосет соки со всей России, развращает. Превращает хороших людей в плохих, жаль, что не наоборот.
