Сосуд показывал уже восемь целых восемь десятых процента.
Ледяная, почти критическая отметка.
В приёмном покое «Белого Покрова» царила мертвенная тишина,
нарушаемая лишь тихим шелестом страниц романа, который лениво
перелистывала дежурная медсестра.
За три часа моего бдения — две аристократки с мигренью и один
молодой повеса с алкогольным отравлением.
Жалкие крохи Живы, не стоящие даже того, чтобы встать с
кресла.
Я сидел в углу, делая вид, что методично заполняю какие-то
карты, и размышлял о фундаментальном парадоксе элитной медицины.
Это были плохие охотничьи угодья.
Богатые болеют красиво, но редко по-настоящему смертельно.
Их недуги — это подагра от избытка хамона и вина, мигрени от
светских интриг, нервные срывы от неудачных биржевых сделок.
Они приезжают в «Белый Покров», чтобы подлечить печень после
очередного бала или фуршета, успокоить истрепавшиеся нервы или
сделать модную омолаживающую процедуру.
Умирать они предпочитают медленно, в своих постелях, в окружении
наследников и нотариусов. Их смерть — это хорошо спланированное,
дорогостоящее мероприятие.
А мне нужны были не капризы. Мне нужны были агонии. Мне нужны
были умирающие.
Те, кто отчаянно цепляется за жизнь, кто балансирует на самой
грани. Те, от спасения которых Сосуд наполнится не на жалкие
десятые доли процента, а на солидные десять, пятнадцать,
двадцать.
Мне нужен был сырой, необработанный материал.
Решение пришло внезапно и было до безобразия простым. Если в
этом роскошном заповеднике нет подходящей дичи, нужно идти туда,
где она водится в изобилии.
В дикие джунгли.
Не «Белый Покров». А Городская больница номер один. В Покров по
скорой никого не привозят, а вот туда…
Именно туда круглосуточно свозили весь «неликвид» этого сияющего
города.
Рабочих с раздавленными на фабриках конечностями. Жертв уличных
драк из спальных кварталов. Горемык с ножевыми ранениями после
пьяных ссор в дешёвых кабаках. Детей, попавших под автомобили. Там
люди умирали по-настоящему — грязно, быстро, без изящества и
комфорта.
Там была моя настоящая работа. Моя кормушка.
— Нюхль, — мысленно позвал я невидимого помощника, дремавшего на
моём плече. — Идём на охоту. В другие угодья.
Невидимая тень на моём плече радостно цокнула и нетерпеливо
переступила когтистыми лапками. Он тоже заскучал.
