Костянка

На краю Береговки, где избы редели, а тропинки тонули в сырой тени ивняка, стояла покосившаяся хатка. Здесь жила Арина с тёткой, худой и вечно озабоченной женщиной. Арина сирота. Родителей чума скосила, когда она малолеткой была. Шестнадцать вёсен – пора невест, а у неё – одна поношенная юбка, руки в мозолях от огорода да стирки на богатых и лицо, от которого мужики в деревне тайком вздыхали. Но красота не прокормит, а приданого – кот наплакал.

Чуть ближе к центру деревни, где земля была суше, а дома крепче, дымила кузница Кресимира. Хозяин – мужчина в теле, с волосьями, как ржавая проволока, и взглядом, что гвозди вколачивает.

Его сын, Креслав, семнадцати лет, давно уже не смотрел на деревенских девок. Его глаза цеплялись за Арину – когда она воду на реке набирала или на базар в единственном своём синем платке шла. Работящая, тихая, неизбалованная. И глаза… как незабудки в первой траве.

Тайком, украдкой от отца Креслава, они встречались у реки вечерами. Мечтали. Ещё год, два – Креслав освоит все хитрости кузнечного дела, станет мастером. Тогда – сваты к Арине! Своя изба, пусть и маленькая, на краю. Дети. Жизнь, выкованная их руками. Он сушил ей слезы, когда тётка злая была. Арина приносила ему украдкой яблоки из сада старосты, где подрабатывала. Вкус тех яблок был слаще мёда.

*** Два года спустя ***

Креслав, уже широкоплечий парень с намётанным глазом мастера, стоял перед отцом в душной кузнице. Уголь пылал в горне, воздух дрожал от жара.

– Отец, я думаю, время пришло. Засылать сватов к Арише.

Кресимир не поднял глаз от раскалённой подковы, которую бил молотом. Бам! Искры брызнули.

– К Арине? – Голос хриплый, как скрип несмазанной телеги. Бам! – Оборванке той? Сиротке голопузой? Бам! – Сын, ты кузнеца сын! Мастером будешь! Нешто не видишь? Свататься к ней – что? Сватать себе дыру в кармане? Позор семье!

Креслав сжал кулаки, глядя на затылок отца. Бам!

– Я её люблю, тятя.

– Любовь? – Кресимир бросил подкову в бочку с водой. Шипение оглушило на миг. – Любить можно и в чужих постелях. А жить будешь с Мирославой. Дочерью ювелира. Слыхал? Ювелира! – Он подошёл вплотную, запах пота и угля ударил Креславу в нос. – Не себялюбствуй. Думай о деле. С Мирославой – расширение нашего дела. Связи. Деньги. Конь под седлом, а не кляча! Шуба, а не дерюга! Еда с маслом, а не пустые щи! И девка ничего, здоровая, румяная, грудастая. Родит и сама выкормит.